Ущелье Батырлар-джол (журн. вариант)

Лицо Березова осталось тем же: бросались в глаза резкие складки на щеках, отчетливо очерченные губы, характерный, неправильной формы нос. Не хватало только гривы волос, придававшей когда-то Павлу облик прирученного львенка.

— Ах ты, злодей! — сказал он мягким смешливым голосом, протягивая Борису обе руки. — А я уж отчаялся тебя увидеть… У меня предвидится такое дело!…

В его голосе зазвучал знакомый Карцеву возбужденный тон. Видно было, что приход Карцева прервал эти мысли на самом волнующем месте.

— Постой, постой, — остановил его Карцев. — Это ты о своем предложении?

Павел утвердительно кивнул головой.

— Да ты хоть сначала расскажи, как ты сюда попал.

— Все, все расскажу, — отозвался Павел, обнимая Карцева за талию. Идем в палату Там мы будем одни… А дело такое, что… — Он оглянулся по сторонам, вызвав у Бориса невольную усмешку. — Словом, обо всем узнаешь… Пошли!

В палате стояли четыре пустые койки. Светлые шторы были спущены и чуть-чуть трепетали от слабого движения воздуха. Павел сел на койку, подвинув Борису табурет.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Карцев.

Павел махнул рукой:

— Все в порядке. Завтра выписываюсь. Ты пришел как раз вовремя…

— А что с тобой было?

— Сейчас все расскажу.

Это становилось интересным, хотя и немного обидным: очевидно, дело это поглощало Павла настолько, что он даже забыл спросить своего товарища о его делах. Впрочем, так бывало и раньше.

— Ты знаешь наши каучуконосы? — спросил Павел, раскрывая табак, лежащий на тумбочке в коробке, и скручивая торопливо папиросу.

— Каучуконосы? — удивился Карцев неожиданному вопросу.

— Ну да, каучуконосы, — с некоторым нетерпением в голосе повторил Павел.

— Имею кое-какое представление, — сказал Карцев с легким замешательством. — Правда, я не ботаник.

— Словом, кок-сагыз видел?

— Приходилось.

— И дикий и культурный?

— Да.

На лице Павла засветилось лукавое выражение. По-видимому, он готовился чем-то поразить приятеля. Торопливо сделав две-три затяжки, он бросил окурок прямо под кровать, оглянулся на Бориса с тем же выражением торжествующего лукавства и наклонился к дверцам тумбочки.

— Прошу вас полюбопытствовать, — сказал он, выпрямляясь и протягивая Борису какой-то предмет, завернутый в газетную бумагу.

Карцев с прежним недоумением развернул сверток В его руках оказался длинный, в руку толщиной, высохший, покрытый морщинами корень, сильно разветвленный на конце.

— Ну? — спросил он, не скрывая своего недоумения.

Павел с досадой выхватил корень у него из рук.

— Эх вы, зоологи! Смотри! Он надломил один из корешков, потянул — в разломе показались тонкие прозрачные нити.

— Каучук, — догадался Карцев.

Павел кивнул головой.

— А что за растение? — спросил Карцев. — Кок-сагыз?

Павел посмотрел на него с негодованием.

— Ну, друг, — сказал он, покачав головой и снова торопливо завертывая корень в бумагу, — я вижу, что тебя удивлять нечем.

— Да ты скажи толком, в чем дело? — обиделся Карцев.

Павел, не отвечая, опять наклонился к дверцам тумбочки и убрал сверток.

— Знаешь ли ты, чудак, — сказал он, поднимаясь в возбуждении с койки, какой вес имеет корень кок-сагыза?

— Двести граммов! — ответил Борис наобум.

Павел опять посмотрел на него с уничтожающим выражением.

— В природе ни один человек не находил корня тяжелее десяти граммов! сказал он с досадой. — В культуре, на хороших почвах встречаются экземпляры и в пятьдесят-сто граммов. Они получились, конечно, уже в результате селекции. Описывали отдельные корни и в двести пятьдесят и даже триста граммов, мне такие не встречались. А этот знаешь сколько весит?

— Полкило?

— Пятьсот пятьдесят граммов! — торжественно произнес Павел. — Я сам взвешивал. Но это в сухом виде. Значит, его сырой вес был, может быть, втрое больше. Представляешь ты себе, что это значит?

— Да, это большое дело…

— "Большое дело"!… — пренебрежительно сказал Павел. — Да это целый переворот в отечественной каучуковой промышленности, если хочешь знать!

— Вот как?

— Ну конечно. При известных нам размерах корня кок-сагыза нет возможности получить более двухсот килограммов каучука с гектара. А этот корень — я тебе гарантирую! — дал бы не менее семисот, а то и восемьсот килограммов с гектара. Это уже продуктивность, превышающая продуктивность гевеи и других тропических каучуконосов вдвое.

Павел опять принялся торопливо скручивать папиросу.

— А где же ты достал этот корень? — спросил Борис. — Вырастил на станции?

— Если бы так!… — Павел тряхнул головой. — Это, брат, целая история. Ну, я тебе в самых кратких чертах… Ты Мировича помнишь?

— Да, как же. Крупнейший специалист по каучуконосам…

— Ну, он теперь здесь. Мой директор. Наша база в Нарынской долине, на высоте двух тысяч метров. Когда я поступил к нему на работу, мы условились, что все дела, касающиеся культуры кок-сагыза, я буду честно выполнять, но поставлю своей задачей поиски новых каучуконосов. Здесь, по отрогам Тянь-Шаня, — сотни совершенно необследованных мест. Он дал согласие, хотя все время относится к моим поискам скептически.

— И это — результат твоих поисков? — кивнул Борис на раскрытые дверцы тумбочки.