Симпатии к Франции оживились с новой силой лишь после высадки французских войск в Египте и войны Директории с Турцией. Но они снова стали гаснуть, когда надежды на освобождение матери-Греции не оправдались. Да. Директория вела свою игру, революционные лозунги ей нужны были для возбуждения народов против противоборствующих стран, сама же она, как власть новой буржуазии, уже не принимала и ненавидела всякое освободительное и революционное движение. Это был парадокс и итог конца века, когда в здании республиканской Франции, обклеенном лозунгами и призывами к свободе, равенству и братству, восседал откормленный буржуа, потешающийся над ними, но не срывающий их с фасада, ибо они привлекали находящихся вдали и жаждущих освобождения иноплеменников. На островах, однако, симпатии к Франции иссякли, иониты все чаще и чаще поворачивали голову в сторону России…
Лето 1798…
Лето 1798 года еще не начиналось, а было уже жарко, сухо, пахло порохом. Морской удав из сотен кораблей выполз из Тулона. Первой пала Мальта. Бонапарт низвергнул много сотен лет неприкосновенный и независимый для светской власти орден мальтийских рыцарей ионитов (Иоанна Иерусалимского). Орден этот, созданный рыцарями-крестоносцами еще на территории Палестины, был оттеснен мусульманским войском сначала на Кипр, Родос, а затем в 1530 году они получили от короля Карла V право создать свою крепость на Мальте, с обязанностью сдерживать турецкое давление на юг Европы. Остров превратился в неприступный бастион, рыцари стали умелыми мореходами, их морская репутация в то время была очень высока. Турки несколько раз пытались сбросить их гарнизон в море. Особенно памятна была осада, когда рыцари под руководством Ла Валетты отразили 300-тысячную армию турок. В честь великого магистра (так назывался главный правитель ордена) новая столица была названа Ла Валеттой. На острове рыцари имели едва ли не самый большой госпиталь в Европе, много больничных заведений в разных странах (отсюда их второе название — госпитальеры).
В их кассы стекались большие деньги от взносов верующих, больных, от платы за охрану при перевозках грузов, дачи денег взаймы. Орден жирел, а его рыцари хирели, теряли воинственный дух, энергию и боевитость. Они хотя и проникли во многие королевские, княжеские и графские дома, имели широкую сеть осведомителей, обладали тайнами общения, но их всевластие и всепроникаемость закончились. Протестантская религия не признавала их партнерства, после казни Людовика XVI их земли и замки конфисковали во Франции. Орден готов был распасться, но в этот момент пришла неожиданная помощь.
Павел I воспылал любовью к обиженным рыцарям. Трудно сказать, что привлекло его в ордене. Может быть, таинственность и секретность в организации, что могли пригодиться в борьбе с затаившимися врагами, которые часто мнились императору в екатерининском вельможе и заезжем европейце. Может быть, мистика некоторых обрядов, так сильно действовавших на экзальтированную натуру царя. Может быть, строгость и символическая изощренность в одежде, отличавшая рыцарей от других смертных.
Рыцари, сами стучавшиеся в двери Зимнего дворца, с поспешностью откликнулись на предложенное покровительство и ринулись под крыло российского императора. Их плащи и восьмиугольные кресты замелькали в царских приемных и дворцах. На них посыпались милостыни. Многие из рыцарей стали советниками, получили звания и даже имения. Впоследствии было образовано Волынское приорство (своеобразное наместничество) для них.
Царь обязался ежегодно выплачивать 400 тысяч рублей ордену. Не последним во всей этой заботе об обветшалом ордене было и то, что Мальта находилась в центре Средиземноморья и вполне могла стать базой для русского флота. Правда, об этом никто еще не говорил.
В Европе сильно не протестовали. Не до того было.
Лишь Наполеон, с аппетитным хрустом поглотивший орден и вытащивший из его казны собранное за много веков серебро и церковную утварь, с ухмылкой «посочувствовал» Павлу и писал, что «мы лучше, чем он, понимаем интересы его нации» и «занятие Мальты сберегло его казне четыреста тысяч рублей». Павел рассвирепел. Но его беспокоило в первую очередь не то, что бедные рыцари остались без крова. Он хотел знать: куда дальше направит свой удар Наполеон Бонапарт? В Неаполе уже складывали чемоданы, готовясь к стремительному побегу от десанта «кровожадного генерала». В Греции точили ножи повстанцы, в Константинополе Селим III все больше и больше приходил к мысли о союзе с Россией. Ибо только она одна оставалась династическим и естественным союзником перед лицом разбушевавшегося генерала Директории.