Читаем Ушаков полностью

Когда садились в носилки, Федор Федорович даже и не знал, приличествует ли ему, командующему русской эскадрой, качаться в сем хрупком сухопутном кораблике, но понимал, что приглашение к обзору высокое, да в чужой монастырь со своим уставом и не ходят. А в этом константинопольском султанском монастыре был свой устав, который ему хотелось постичь.

— Обязательно повезу уважаемого адмирала к знаменитой Софии. То был самый знаменитый храм Византии, а ныне самая блистательная мечеть осман. Наш город единственный в мире, что в Европе и Азии уживается. Он был вначале маленьким фракийским местечком. Именовался Лигос. Затем была здесь греческая колония Византия, чье имя в империи поздней запечатлилось. А империя, как ведомо вам, Рим сменила и Новым Римом именоваться стала, а ее жители ромеями. Сия новая Римская империя тысячу лет просуществовала, и ее главный город Константинополем был назван. Турки его взяли в 1453 году, но мы, греки, — он стал тише говорить, — до сих пор так его и называем. Однако простонародье на своем дорическом диалекте часто говорило «Ее тан волин», то есть «Пойдем в город!». Солдаты турецкие видели, что они рукой указывали на Константинополь, и составили из него наименование «Естамбола». Есть у него и полутурецкое, полугреческое название Ислам-бола, что значит город Веры. Ваши русские, булгары, волохи его Царь-городом — Царским городом именуют, викинги с десятого века его именуют Миклагард, то есть Великий город.

Ушаков немало знал о Константинополе, сам бывал здесь, знал, что была тут блистательная империя. Вся Европа на поклон ходила, мудрость, ремесла, искусства всякие здесь постигала.

— Отчего же погибла? — вдруг обратился он к драгоману, как будто продолжил прерванный разговор. — Как думаете?

Грек покачал головой:

— Больше трехсот лет прошло. Кто знает. И ереси потрясали, и сластолюбие заело, и страсть к богатству, и коварство.

Ушаков смотрел на развалины мощной крепостной стены, за которой, казалось, могли веками отсидеться любые державы. Но что-то лопнуло в империи, вся она рассыпалась. Не было, наверное, согласия между сословиями, не было веры истинной, скрепляющей. Власть верховная была слаба, и подданные ей не доверяли. Он еще раз с какой-то тревогой оглядел стены и подумал: что ждет его в эти месяцы? Как благосклонна будет к нему судьба? Как взять ему дальние острова? Как удержать их в спокойствии и миролюбии? Великий город разбудил его мысли и тревоги. Спросил еще:

— Почему не обратились к Европе? Почему не объединились против общего врага?

— Европа сама была полудикая и в своей латинской гордыне греческую веру больше ненавидела, чем иноверцев. А крестоносцы, латинские рыцари, в своем презренье к тем, кто не молился по ихнему обычаю, и за разумных людей не считали и уничтожали их как ненужную тварь и козявку. Поэтому-то и были известны они в древней Византии как убийцы и грабители. — Драгоман вздохнул. — А мы турок виним в жестокосердии. Тот, кто себя христианином величал, не менее жесток и бессердечен был.

И опять Ушакову увиделась эта жизнь не столь простой и ясной. Знал, что латиняне против веры православной интриги плетут. Но, чтобы убийства тысячные и резню учиняли, не согласовывалось с его понятием о Европе… Да, он вступал на земли, где была великая история, где сплетались судьбы народов разных, где рождалось их величие, где заходило их солнце, чтобы когда-нибудь взойти вновь. Берется ли все сие для учета правителями сих земель? Спросил о том драгомана. Тот к Ушакову проникся и доверительно и тихо сказал:

— Начнись война — все греки за вами будут.

— Ну а те, что под французами на островах венецианских, они нас поддержат или французов?

Драгоман не сразу понял, почему адмирал задал вопрос. Подумал, пожал плечами:

— У них там другие порядки. Кого они там поддерживают, бог знает.

Поехали дальше молча. Впечатление от Константинополя вблизи было другое, чем с корабля. Срывавшийся ветер несколько раз поднимал тучи пыли, улицы были дурно вымощены, завалены грязью, носильщики спотыкались, все чаще останавливались, чтобы сменить друг друга. Не понравился ему и Сераль. Вблизи представился он как беспорядочный сбор домов, мечетей, башен, казарм, бань и садов.

— Там, внутри, есть еще крепостная стена и ворота, за которыми знаменитое здание дивана. В третий двор почти никто не имеет доступа — то двор султанский.

Иностранные посланники проводятся туда через крытый переход из дивана в аудиенц-залу султана.

Подъехали уже в карете к длинной стене с каменными воротами, приостановились.

— Вот за этими дворцовыми Портами и решаются судьбы мира и войны, налогов и походов, иноверцев и посланников иноземных. И, как вы ведаете, титул «Высокая Порта», вроде бы Высокие Ворота, означает правительство султанской Турции.

Горделиво и непреклонно звучало раньше сие название даже для Ушакова, а сейчас поблекло, и просительное что-то было в нем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии