Правда, для Ушакова его «пригласительные письма» отнюдь не были словесной игрой, призванной заманить греков. Нет, он всегда всерьез относился к своим обещаниям и отстаивал их. Впоследствии мы увидим, как нелегко было ему от такого принципиального подхода, какое недоумение в сановном Петербурге и султанском Константинополе вызвали его настойчивые попытки следовать взятым обязательствам. Достаточно вспомнить, как беспокоился он, когда определялся потом статус островов с отклонением от обещанного, ибо это могло вызвать недоверие жителей, «нарушатся наши данные им обещания... почтется все нашим обманом и несдержанием слова», «да и мои прокламации, по островам сначала разосланные сходно с патриаршим манифестом, сделают меня облыжным». Но вот именно такое возвышенное, я бы сказал, рыцарское, если так можно выразиться в связи с политикой, отношение к данному слову он исповедовал всю жизнь, и это ставило его на особый пьедестал по отношению к политикам XVIII (и не только XVIII) века. Да, Ушаков, всегда мысливший стратегически, учитывающий все факторы войны, на этот раз вступал на стезю политическую, становился (и довольно часто) самостоятельным общественно-политическим деятелем европейского масштаба.
...Итак, Закинф. Там уже существовала подпольная группа во главе с графом В. Макрисом. Этот пылкий боец в 1770 году приветствовал на острове адмирала А. Г. Спиридонова и, набрав двухтысячный корпус добровольцев, дерзко бросился в бой против неисчислимых полчищ османов. Корпус был уничтожен, граф скрылся и вот теперь снова появился на островах, чтобы возглавить подпольное движение. Собственно прорусские взгляды, настроения в пользу России на Закинфе были распространены как нигде. В годы первой екатерининской русско-турецкой войны другой житель острова Д. Мочениго создал центр по обслуживанию и помощи русским эскадрам, в 1797 году жители острова, выкрикивая: «Да здравствует Павел I!», подняли русский флаг и высказались за переход под покровительство российской короны. Да, нелегко было здесь французам. Тайно, до подхода эскадры, собралось в гористых ущельях крестьянское ополчение (по некоторым данным более 8 тысяч), там были прочитаны «пригласительные письма» Ушакова и Кадыр-бея. Жители «ожидали нас, будучи уже готовыми», — отмечено в историческом журнале.
Русские фрегаты под командованием капитан-лейтенанта И. Шостака приблизились к острову, мелководье не позволило им подойти достаточно близко к суше, и тогда «жители острова, — доносил Ушаков царю, — бросились в воду и, не допустив солдат наших и турок переходить водою усиленным образом и с великою ревностью неотступно желали и переносили их на берег на руках». А ведь накануне французы пугали жителей тем, что в составе эскадры русских кораблей почти нет, и эскадра эта принадлежит туркам. Известный позднее по своим радикальным взглядам А. Мартиненгос, преодолев страх, ибо перед этим он подвергся гонениям со стороны французов, обратился к обывателям острова с пламенной проповедью об обмане французов и необходимости поднять над островом русский флаг. Семена упали на благодатную почву и взросли за несколько дней.
13 (24) октября Ушаков с основными силами подошел к острову, где принял на «Св. Павел» делегацию острова. На город наступали с двух сторон ополченцы и союзные войска. Огонь корабельных батарей заставил французов укрыться в крепости. Чувствуя полную обреченность, французы 14 (25) октября сдались. Русский адмирал приложил немало усилий, чтобы спасти их от ярости населения.
15 (26) октября Ушаков сошел на берег Закинфа, где был встречен с необычайным торжеством и радостью. Братаньем называли эту встречу потом ее участники. Ушакова она утвердила в правильности избранной тактики — прямого обращения к народу, возбуждению повстанцев, приобщению их к военным действиям, закреплению народного доверия.
На острове Кефаллония он придерживался такого же плана. Капитану второго ранга И. Поскочину, которому поручено было освободить остров, он написал в ордере: «жителям острова от меня писано, и они все готовы; прикажите им, кой час придете к острову, не пропустя время, тотчас с вами действовать и все то исполнять, что вами предписано».
А на Кефаллонии действительно все были готовы. Ибо там чуть ли не в каждой семье был участник трехтысячного корпуса, что был организован под командой графов Метаксасов во время русской экспедиции в Архипелаге. Многие из кефаллиниотов служили потом в русском флоте, остались в России. На острове образовалась настоящая «русская партия», костяком которой были 30 отставных офицеров русской службы. Их побаивались не только франкофилы, но и сами французы, зная задиристый нрав и артельность морских офицеров.