Не хочу об этом вспоминать, не хочу. Слишком дорого мне это потом обошлось, меня едва не перевели в РОНы за то, что я стал после службы пропадать в архиве, выискивая в базе информацию об осужденных. Нельзя было этого делать, я никогда не получу красные полосы на погоны. Но, если честно, я и не хочу.
Я работаю в управлении людскими ресурсами, и в этом вся суть, вчитайтесь в это, вдумайтесь. Сегодня не было ничего интересного, о своей работе я расскажу в другой раз, сейчас я хочу быстрее заснуть, вдруг мне снова приснится КИРа, наша банда, а вдруг?
Вы знаете, какова стоимость жизни? Например, вашей, не знаете? А мы знаем, есть точный расчет по каждому человеку. С возрастом его цена падает, и если он доживет до возраста первой стадии дожития, он получит эти деньги в натуральной форме. Если бы у нас люди доживали до второй стадии дожития, то департаменту пришлось бы взять на себя все расходы. Я специально смотрел статистику, такое случалось не более десяти раз за последние полвека, поэтому мы всегда в плюсе. Обычно люди живут не более сорока зим, мне уже тридцать, через пять лет меня отправят на первую стадию дожития. Я не хочу, я был в интернатах для вышедших со службы, я не хочу туда, надеюсь, что не доживу.
Я обещал рассказать про свою работу – я считаю человеческие жизни. Это несложно, достаточно выгрузить данные из системы и провести простой анализ, но его тоже можно проводить по-разному, но это не важно. Таких как я в отделе больше трехсот. Мы все сидим в одном зале, спиной друг к другу, обрабатывая запросы от КИРов, РОНов – сотни запросов в день. Кто-то из них хочет построить дом для семьи на поверхности, он стоит 200 кьюбов, а если с отоплением и электричеством, то 350 кьюбов, но это мало кому доступно. Родители шестого взяли стандартный блочный дом за двести кьюбов. Это я сейчас понимаю, чего стоит их дом, по сути жалкий, крохотный, с печным отоплением, у них в пристройке всегда стояли паллеты с вонючими брикетами, которыми они топили печь, готовили на этом еду. Печка давала и слабый электрический свет, Кир ставил ветрогенератор, но его снесло во время сильного урагана в одно из лет. Я видел дорогие дома, но их редко берут, точнее, никто не берет. Те, у кого есть деньги, живут в подземных башнях, где всегда есть тепло, свет, вдоволь воды, как например, наш руководитель, у него красные полоски на черных погонах. Он живет в таком доме, поднимаясь на работу, не выходя на улицу. Ха, но даже ему недоступно жить в подземном городе, я знаю, я видел его профиль, он, как и мы, никто, по сравнению с ними.
А зачем мы живем? Я не знаю. Я много раз задавал этот вопрос Кире, она гладила меня по голове, говоря, что я умный, но так и не ответила. В ОДУРе нас долбали, именно долбали, иногда даже палками по голове и спине, забивая в нас понятие, что мы живем ради высшей цели, именно поэтому мы должны жизнь положить на работу, возблагодарить богов за право жить. Шестой тогда говорил, что его отец считает, что наша основная задача – это то, что мы спускаем в канализацию, иначе бы не было брикетов на растопку печи. Сейчас, когда я стал уже старым, я понимаю, насколько он был прав, ведь это действительно лучшее, что я могу сделать, кому-то от меня будет теплее. По статусу я должен каждую неделю ходить в молельный дом, и я хожу, я там на особом счету, меня даже в пример ставят. А для меня это хорошее место, чтобы подумать. Там меня никто не трогает, я смотрю на огромные картины с человекоподобными великанами, какие же они страшные, с маленькой головой, длинными руками и ногами, мы похожи на них, но мы гораздо красивее. А может, божество и должно быть таким? Оно должно пугать, повелевать, вряд ли этого можно достичь лаской и теплом, нет! Если нас ласкать, то мы ничего делать не будем, так нас учили – добродетель в повиновении, беспрекословном, слепом.
Ха! За одно это меня уже можно отправить в карьер! Странное чувство, не знаю, даже как описать, удовлетворение… да! Именно удовлетворение и радость! Пускай, я готов, я не боюсь.