Усадьба пастора

Но Ребекка услышала его слова и удивилась: неужели ему могло доставить удовольствие спасти ее фиалки? И почему он не захотел сорвать их для красивой девушки?

Некоторое время полюбовавшись широким горизонтом, открывавшимся с вершины холма, вся компания спустилась по тропинке к морю.

Они шли по ровному твердому песку у самой воды и оживленно беседовали. Вначале Ребекка испытывала большую неловкость. Ей казалось, будто эти веселые горожане говорят на непонятном ей языке. Они смеялись, когда как будто не было никакой причины для смеха, а ей, наоборот, много раз хотелось посмеяться над их восторженными восклицаниями и вопросами обо всем, что попадалось им на глаза.

Но постепенно она почувствовала себя в обществе этих добросердечных и благожелательных людей более уверенно. Младшая фрекен Хартвиг даже обняла ее, и они шли так некоторое время. И Ребекка оттаяла; она смеялась вместе со всеми и легко и непринужденно участвовала в общем разговоре. Она совершенно не замечала, что молодые люди, особенно господин Линтцов, уделяли именно ей особое внимание, а острых словечек, то и дело вплетавшихся по этому поводу в разговор, она не понимала, так же как вообще многого из того, что говорилось во время прогулки.

Они стали развлекаться, сбегая по песчаному склону вниз в то время когда волна отступала и поспешно поднимаясь наверх при приближении следующей волны. Все приходили в восторг, если волна настигала кого-нибудь из молодых людей или если пенистый гребень особенно большого вала заливал откос, обращая всю веселую компанию в бегство.

— Смотрите! Мама боится, как бы мы не опоздали на бал, — внезапно воскликнула фрекен Хартвиг, и в ту же минуту все увидели, что и фру, и консул, и пастор стояли на холме возле усадьбы пастора и, уподобившись трем ветряным мельницам, размахивали носовыми платками и салфетками.

Пришлось повернуть обратно. Ребекка повела всю компанию кратчайшим путем через болото, не подумав, что городские дамы не могут, подобно ей, прыгать с кочки на кочку. Фрекен Фредерика, затянутая, в модном платье, сделала слишком короткий прыжок и провалилась во влажный мох между кочками. Она закричала и, не сводя глаз с Линтцова, стала жалобно звать на помощь.

— Хенрик, — обратился Макс к Хартвигу младшему, стоявшему поблизости от нее, — помоги же сестре!

Но фрекен Фредерика обошлась без посторонней помощи, и поход продолжался.

Стол был накрыт в саду, возле дома; хотя весна только-только вступила в свои права, на солнце было совсем тепло. Когда все расселись, фру Хартвиг бросила на стол испытующий взгляд.

— Постойте, постойте! Мне кажется, здесь чего-то недостает. Да! Я твердо помню, что утром горничная уложила нам на дорогу жареного глухаря. Фредерика, дорогая, ты не припоминаешь?

— Прости, мама, но ты ведь знаешь, что я не занимаюсь хозяйством!

Ребекка посмотрела на отца, Линтцов также, а по лицу пастора даже Ансгариус мог бы прочитать, что он — виновник случившегося.

— Никогда бы не могла подумать, — начала фру, — что вы, господин пастор, в заговоре с ними.

И тогда он засмеялся и признался, к всеобщему веселью, в своей вине. В этот момент мальчики торжественно принесли птицу.

Настроение у всех было великолепное. Консула Хартвига привело в восхищение, что духовное лицо также снисходит до шуток, а у пастора уже много лет не было так легко на душе, как в этот день.

Во время разговора кто-то упомянул, что сервировка за завтраком, конечно, сельская, но сами блюда слишком уж на городской лад.

— Ведь завтрак в деревне, конечно, не обходится без простокваши.

Ребекка тотчас же встала и попросила разрешения принести кувшин с простоквашей. Не слушая возражений фру Хартвиг, она вышла из-за стола.

— Позвольте, фрекен, я помогу вам! — воскликнул Макс и бросился вслед за нею.

— Какой проворный молодой человек, — сказал пастор.

— Да, не правда ли, — ответил консул, — и к тому же он чертовски ловкий коммерсант. Он провел несколько лет за границей, а теперь участвует в фирме отца.

— Только он, пожалуй, немного непостоянный, — сказала неуверенно фру.

— О да! — вздохнула фрекен Фредерика.

Молодой человек прошел за Ребеккой через две комнаты в молочную. Ей это не понравилось, хотя молочная была предметом ее гордости. Но он так весело шутил и смеялся, что девушка невольно смеялась вместе с ним.

Она выбрала кувшин на верхней полке и протянула к нему руки.

— Нет, нет, фрекен, это слишком высоко для вас, — сказал Макс, — разрешите, я сниму его. — И в ту же минуту он положил свою руку на ее.

Ребекка отдернула руку. Она чувствовала, как краска заливает ей щеки. Казалось, она вот-вот заплачет.

Тогда он сказал тихо и серьезно, опустив глаза:

— Прошу вас, фрекен Ребекка, простите меня. С такой девушкой, как вы, я не должен был бы вести себя так несдержанно и легкомысленно. Я это понимаю. Но мне было бы больно, если бы у вас осталось впечатление, будто я только пустой фат. Я, наверно, кажусь таким. Но ведь есть люди, которые стараются принять веселый вид, чтобы скрыть, как они страдают, и многие смеются, чтобы не плакать.