– Разумеется! Да вы поймите, Влас Петрович, я ж к Штольцу не просто так на поклон тогда ходил, я же не за себя, а вот за них, за простых людей просил! Не понимаю, что происходит! Вы хотите меня в чем-то обвинить?
– Я просто пытаюсь разобраться. – Курить захотелось невыносимо, но сначала нужно решить эту шараду.
– Ну, разбирайтесь! – старик с вызовом скрестил руки на груди.
– Вы бы могли сделать операцию, – Влас замялся, – скажем, на головном мозге?
– Что вы! – Тимофей Иванович рассмеялся. – Штольц бы смог, но у меня нет таких навыков!
– А если не оперировать, а лишь ассистировать?
– Если ассистировать, то пожалуй. Позвольте, а о какой именно операции идет речь?
Держался старик уверенно, на вопросы отвечал четко и по существу. Не видел Влас никакого подвоха. А на вранье он собаку съел. Работа у него такая – различать, где брехня, а где правда. Доктор не врал. Но стоило уточнить самое последнее, самое нелепое…
– Тимофей Иванович, а что это за инструмент такой, наподобие того, которым рыбаки зимой сверлят лунки во льду? Ну, навроде коловорота. – спросил Влас и многозначительно посмотрел на Гриню. Мол, держи крепче своего пацана.
– Так коловорот и есть, – сказал доктор чуть удивленно, но совсем без запинки. – Коловорот для трепанации черепа.
Посерел лицом Сева, взвыл и забился в объятьях Грини Митяй.
– Для трепанации… – задумчиво повторил Влас. Сам-то он знал, что означает это слово. Доводилось видеть. – Это сложно?
– Трепанация? – Доктор на секунду задумался, а потом покачал головой. – Сама по себе манипуляция несложная. Важно другое – с какой целью ее делают.
– А с какой целью ее делают?
Митяй продолжал бесноваться и Гриня молча поволок его в сени. По пути он прихватил за рукав и Севу.
– Со мной парни! – сказал с мрачной решимостью.
Их противостояние длилось недолго, хлопнула входная дверь, скрежетнул засов и стало наконец тихо. В тишине этой шаги возвращающегося в комнату Грини звучали набатным звоном.
– Так что там с этой… трепанацией? – спросил он вежливо и наклонился над доктором, а ладони положил на подлокотники кресла таким образом, что, если бы Тимофею Ивановичу вздумалось бежать, у него ничего бы не вышло. – Зачем ее делают?
– Вы так и будете стоять крючком? – не без ехидства поинтересовался у Грини врач.
– За меня не беспокойтесь, мне по-всякому удобно, а так просто лучше слышно.
И лучше слышно, и лучше видно. Это Влас понял сразу, как только глянул на Гринино лицо. Вроде, и не изменилось ничего в его лице, а только по хребту побежал холодок. И от немигающего взгляда, и от вкрадчивого голоса.
– Вы рассказывали нам о трепанации, Тимофей Иванович, – сказал Гриня мягко.
– Рассказывал. – Доктор улыбался ему, как родному. Нет, как уважаемому коллеге, может, даже мировому светилу. – Банальнейшая манипуляция, если все делать правильно.
– А как все происходило в тот раз? Какая тогда была манипуляция?
Холодок уже не гулял по хребту, а сковал его ледяной броней. Влас понял, что для допроса доктора Гриня использует что-то свое… упыриное.
Краем глаза он уловил какое-то движение, обернулся. Сева и Митяй таращились на него из-за окошка. Пришлось задернуть занавески.
– Вы про ту бедную девочку, уважаемый? – спросил Тимофей Иванович.
– Да, я про девочку. Как ее звали?
– Не знаю. Мне ее не представили. Да и, сказать по правде, мне тогда было не до того. Вопрос жизни и смерти. Счет шел на минуты. Он приехал за мной поздним вечером, велел собираться.
– Кто?
– Штольц. Ему нужен был ассистент, а его врач слег с аппендицитом. Оставался я. – Доктор развел руками. – Я предупредил его, что ассистент из меня может оказаться никудышным, а он сказал, что я должен очень постараться, потому что в случае гибели пациентки, меня тоже убьют.
Тимофей Иванович говорил ровным, лишенным страха и прочих эмоций голосом, а склонившийся над ним Гриня молча кивал в такт его словам.
– Что там случилось? – спросил Влас и тут же испугался, что его голос мог нарушить их невидимую связь. Не разрушил, доктор просто не обратил на него никакого внимания.
– Что случилось с девочкой? – спросил Гриня.
– Автомобильная авария, как мне объяснили. Резкое торможение, удар головой и, как следствие, субдуральная гематома.
– Это как? – спросил Гриня шепотом.
– Это когда кровь изливается из поврежденного сосуда, скапливается между мозговыми оболочками и сдавливает мозг.
– К чему это может привести? – снова не выдержал Влас.
На сей раз доктор ответил. Отвечал ему, но смотрел только на Гриню.
– Без трепанации черепа велика вероятность смерти. Поэтому Штольц так спешил, боялся опоздать.
– У вас получилось, доктор? – спросил Гриня осипшим от волнения голосом. – Вы спасли ту… девочку.
– Получилось. Несмотря на то, что ходу операции все время что-то мешало. То электричество гасло, что пациентка просыпалась прямо посреди операции… И еще это странное чувство… словно бы за нами кто-то наблюдает.
Влас с Гриней переглянулись. Получалось, что Митяй не врал. В отличие от Тимофея Ивановича, который сознался только под… ну почти под пытками.
– Что было дальше? Куда подевалась эта девочка? – спросил Гриня.