Урсула Мируэ

— Господин Миноре, — сказала Урсула, — у меня нет прав на такую крупную сумму и я не смогу принять ее от вас. Мы с вами не такие уж близкие родственники и еще менее близкие друзья. Я слишком сильно пострадала от клеветы, чтобы подавать повод к злословию. Чем заслужила я эти деньги? На каком основании делаете вы мне такой подарок? На эти вопросы, которые я вправе задать вам, каждый будет отвечать по-своему; я не хочу, чтобы люди решили, будто вы от меня откупаетесь. Ваш дядя не учил меня подлостям. Подарки можно принимать только от друзей: я не смогу питать к вам добрые чувства и поневоле буду неблагодарной, а это не в моих правилах.

— Так вы отказываетесь? — вскричал гигант, пораженный тем, что кто-то может отказываться от богатства.

— Отказываюсь, — повторила Урсула.

— Но с какой стати вы предлагаете мадемуазель Мируэ такие деньги? — спросил бывший стряпчий, пристально глядя на Миноре. — Вы что-то задумали. Что же именно?

— Да, задумал — задумал удалить ее из Немура, чтобы мой сын оставил меня в покое; он влюбился в нее и хочет на ней жениться.

— Ладно, мы подумаем. Дайте нам время на размышления,— сказал мировой судья, поправляя очки.

Он проводил Миноре до дома и похвалил гиганта за попечение о будущности Дезире, а Урсулу осудил за опрометчивость и обещал уговорить ее. Расставшись с Миноре, Бонгран тут же бросился на почтовую станцию, нанял кабриолет и поскакал в Фонтенбло. Выяснив, что помощник прокурора скорее всего проводит вечер у супрефекта, мировой судья, очень довольный, отправился туда. Дезире играл в вист с женой королевского прокурора, женой супрефекта и командиром стоящего в городе полка.

— Я приехал сообщить вам радостную весть, — сказал Бонгран Дезире, — ваш отец согласен женить вас на кузине, Урсуле Мируэ, в которую вы влюблены.

— Я влюблен в Урсулу Мируэ? — захохотал Дезире. — А кто это такая — Урсула Мируэ? Помню, я видел пару раз у покойного Миноре, моего архидвоюродного дедушки, какую-то девочку, красивую, конечно, но на мой вкус чересчур богомольную; я, как и все окружающие, оценил ее прелести, но никогда в жизни эта бесцветная блондинка не смогла бы вскружить мне голову.

Всю эту тираду он произнес, расточая улыбки жене супрефекта — прельстительной, как сказали бы в прошлом веке, брюнетке.

— Вы что, с луны свалились, дорогой мой господин Бонгран? — продолжал Дезире. — Всякий знает, что отец нынче владелец Рувра, помещик, получающий сорок восемь тысяч ливров дохода со своих земель, так что у меня сорок восемь тысяч пожизненных и поземельных оснований оставаться равнодушным к воспитаннице Прокуратуры. Если б я женился на нищенке, эти благородные дамы сочли бы меня круглым дураком.

— И вы никогда не докучали отцу разговорами об Урсуле?

— Никогда.

— Слышали вы эти слова, господин королевский прокурор? — спросил мировой судья, а затем отвел прокурора к окну, где они минут пятнадцать о чем-то беседовали.

Час спустя мировой судья возвратился в Немур, поспешил к Урсуле и послал тетушку Буживаль за Миноре. Гигант явился тотчас.

— Мадемуазель Мируэ... — сказал Бонгран, глядя на Миноре.

— Согласна? — перебил его тот.

— Еще нет, — отвечал мировой судья, поправив очки, — она опасается вашего сына; ведь один такой поклонник уже причинил ей много горя, и она знает цену покоя. Можете ли вы поклясться, что ваш сын от нее без ума и что у вас нет другого намерения, кроме как защитить нашу дорогую Урсулу от новых проделок какого-нибудь негодяя, которого подкупили?

— Конечно. Клянусь, что так.

— Стоп, папаша Миноре! — воскликнул мировой судья и, вынув руку из кармана брюк, хлопнул великана по плечу. — Не спешите лжесвидетельствовать.

Миноре вздрогнул.

— Лжесвидетельствовать?

— Да, потому что ваш сын только что поклялся мне в Фонтенбло в доме супрефекта, в присутствии пяти человек и в том числе королевского прокурора, что он никогда и не помышлял о женитьбе на своей кузине Урсуле Мируэ. Ваши слова показались мне подозрительными, я съездил в Фонтенбло, чтобы их проверить. Значит, у вас есть другие причины дарить мадемуазель Мируэ такое огромное состояние?

Миноре, потрясенный собственной глупостью, стоял разинув рот.

— Но, господин Бонгран, что плохого в том, что я хочу помочь своей родственнице выйти за человека, которого она любит, и стараюсь, чтобы она не сочла эту помощь оскорбительной?

Страх помог Миноре отыскать почти пристойное объяснение, и он утер лоб, на котором выступили крупные капли пота.

— Вам известны причины моего отказа, — сказала Урсула, — я прошу вас больше сюда не приходить. Господин де Портандюэр питает к вам презрение и даже ненависть и, хотя он умалчивает об источнике этих чувств, я не могу принимать вас в своем доме. Мы поженимся сразу после моего совершеннолетия. Я не стыжусь признаться, что счастлива, в этом счастье — все мое богатство, и я не хочу ставить его под угрозу.

— Правду, значит, говорят, что не в деньгах счастье? — сказал великан Миноре и, не в силах вынести испытующего взгляда мирового судьи, отвел глаза.

Он встал и вышел, но на улице ему было так же тошно, как и в маленькой гостиной Урсулы.