Уровень атаки

Павел понял, что проверку он не прошел, но ни одного толкового движения сделать так и не успел. Сзади уже подоспели избитые в коридоре братки. Среагировав на почти рефлекторную попытку вскочить, они подхватили его под локти, завернули руки назад. В ребра больно ткнулся тупорылый ствол.

Сопротивляться не было никакого смысла. Под прицелом телохранителей Павел позволил ошпаренному «быку» обшарить свои карманы. Рядом с пистолетом лег мобильный телефон, бумажник и…

– А, ё!.. – ошпаренный выдернул руку из кармана куртки Павла и сунул в рот окровавленный палец. – Ты чё, там перо раскрытым держишь?

Другой рукой он осторожно залез в опасный карман и извлек на свет ажурный сюрикен гиперборея.

– Во! Такая же у Ключа в ребрах торчала! Острая, зараза, целиком вошла…

– Ну вот, – выговорил Седой, поднимаясь со стула. – А ты, солдат, говоришь: обычные пушки. Думаю я, что не зря мы тебя дожидались. Поедем-ка теперь ко мне в гости. Потолкуем по душам, раз ты у себя дома такой неразговорчивый.

Этого «предложения» Павел, по правде говоря, ждал с самого начала. Ждал и боялся. Вопреки поговорке о волке, который вблизи логова не охотится, Седой не гнушался проводить особо важные «беседы» в подвале собственного особняка. Впрочем, паниковать было рано – дорога не близкая, всякое может случиться…

– Грузите, – коротко распорядился Седой и встал.

Видимо, эта фраза снимала все ограничения, потому что «погрузка» для Павла началась с удара в солнечное сплетение. Со всего размаха, со вкусом и молодецким «Хэк!» В согнутом состоянии, с заломленными вверх руками, на которые накинули «браслеты», его протащили через коридор и вытолкнули на лестничную площадку.

Некоторое время Павел был занят только тем, что пытался втянуть непослушными легкими хоть глоток воздуха. А когда это, наконец, удалось, он осознал, что бандиты встретили неожиданное затруднение.

– …Петр Филимонович, я еще раз настоятельно предлагаю вам вернуть нашего человека и расстаться миром, – вещал знакомый (еще-бы!) голос. – Прочие вопросы, которые вы считаете спорными, мы решим в рабочем порядке.

Павел вывернул шею и, прежде чем получил по затылку, успел разглядеть ботинки шефа с фабрики. И еще скромного молодого человека в черном пальто с большими линзами на глазах, который неторопливо поднимался по нижнему пролету. Фигуру в длинном, до пят, плаще и глубоком капюшоне, спускавшуюся на площадку сверху, он разглядеть не мог, зато ее великолепно видели бандиты. Видели и не принимали в расчет.

– Не берите меня на понт, уважаемый, – Седой явно считал, что сила за ним. – Это не ваш, а мой человек. И он пойдет со мной – в свете сказанного вами у меня появились к нему новые вопросы. В остальном же… Я буду решать свои дела так, как сочту нужным. А вы передайте своим нанимателям, что у них осталась последняя возможность договориться. Денег им больше никто не предложит, так хотя бы шкуры свои сохранят. Если завтра судебные снова не попадут на фабрику, разговор будет другой и с каждым в отдельности. Мы не хотели шума, но время – деньги. А после разберемся и с вашей конторой, чтобы вы знали на будущее, кого можно крышевать, а кого не стоит. Ребята вы серьезные, но безбашенные. А это в наши дни смертельно опасно.

К удивлению Павла, у которого восстановилось дыхание, но начали затекать руки, шеф выслушал эту речь до конца. Потом еще секунду помолчал и, наконец, изрек:

– Ну что же. Значит, сейчас мы, не откладывая, решим обе проблемы сразу.

Вот эти слова Седой, наконец, оценил. Уловил скрытую в них угрозу если не разумом, то верхним чутьем, без которого не выжить на верхушке уголовного мира. Понял, что это уже не пустые понты и что он, вероятно, где-то в чем-то ошибся… Но идти на попятный было поздно.

– Мочи падлу! – в голосе авторитета отчетливо прорезались визгливые нотки.

Предугадав первую реакцию своего конвоира на приказ, Павел успел дернуть в сторону головой, и опиленный приклад обреза угодил не в затылок, а в ухо по касательной. Впрочем, на пол Павел свалился почти честно, если не от потери сознания, то от резкой боли в многострадальной голове.

А над ним уже шел бой.

Три выстрела в шефа прогремели по этажам подъезда почти залпом. С расстояния двух метров промахнуться было невозможно – пули попали в грудь, голову… И, срикошетив, будто от металла, с визгом ушли в дверь лифта, обожженный спичками потолок и перегоревшую лампочку над площадкой.

Короткая очередь «калашникова» рявкнула почти в лицо гиперборею и прервалась, когда из рук у того выпорхнул сюрикен. Снаряд пробил шею автоматчика и глухо ударился в стену, забрызгав ее кровью. Второй телохранитель опоздал спустить курки лишь на мгновение. Оба патрона двенадцатого калибра выбросили картечь в потолок, а клинок гиперборея, царапая стволы обреза, проложил себе путь через глазную впадину бандита. Мертвое тело упало на пол прежде, чем хлопья побелки усыпали поле боя.