Она закрыла мне глаза чем-то гладким и прохладным и теперь толкает в спину, предлагая шагать неизвестно куда.
— Ты чего?
— Молчи, не привлекай внимание, — интригующе цедит сквозь зубы Ника.
Она передаёт меня из рук в руки, и я чувствую слабый сладковатый запах — это новый для меня человек.
Я дальше сама, — шепчет. Валикова?!
— Что… — начинаю было, но не успеваю договорить.
— Тише, тише, идём, — Валикова берёт меня за руку и уводит куда-то. — Он сказал, что если будешь болтать, мы должны будем завязать тебе рот. Так что молчи!
Я иду за Валиковой, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Слышу шум из зала, видимо, объявили результаты.
— Что там? — нетерпеливо уточняю, а она неопределённо мычит и сбавляет шаг.
— Вроде. Новиков?
— Новикова, — киваю я. — Предсказуемо.
— Ну ты была крута, а теперь молчи и шевели ногами.
— Аль. бина, — давлю я, понимая, что, кажется, никогда её по имени не называла. — А это ты меня в “авторскую” записала? Только честно!
— Я, — с каким-то удовольствием не отрицает содеянного Валикова. — Только не ругайся! Я твой стих прочитала в звуканской и пошла тут же решать проблему! Ты должна была выступить с этим.
— Почему помогаешь?..
— Потому что. с меня, наверное, спали шоры, когда Соня ушла в свою злобу. С того момента, как они с Роней подрались, я поняла, что это уже не моя история. А уж когда появился Игнат, всё вообще встало на свои места. Никому не нужна такая токсичная дружба. Теперь пора творить добро!
— Ты с Игнатом?..
— Ага.
Становится немного обидно за Нику, но прямо в эту секунду зарекаюсь, что больше никаких “игр” с перевоспитаниями, отбиваниями и прочим. прочим. прочим!
Локация явно меняется, и вот уже мы не в холле перед концертным залом, а явно в каком-то узком коридорчике, потому что с обеих сторон я чувствую холод стен.
— Тан-та-ан, — поёт Валикова и пихает меня в спину, а потом закрывает дверь, отрезая меня от себя.
Я больше не слышу Альбину и понятия не имею где она и где я.
— Ау?.. — зову, но никто не откликается. — Я снимаю повязку!
Мне не страшно. Я не боюсь темноты, и почему-то уверена, что устроивший это — зла мне не желал.
Переступаю с ноги на ногу, мне не отвечают, и я тянусь уже к повязке, но мои пальцы накрывают чьи-то тёплые, знакомые.
Саша, — улыбаюсь я.
От него пахнет какой-то гадостью, сравнимой разве что с тем запахом, что шёл от Аполлонова в наши лучшие весёлые дни игры. Но я знаю, что это — он, теперь для меня не секрет, что любой от кого моё сердце со стоном катится вниз, к земле — это не просто привлекательный парниша, это — Саша. Вампир, Великий, Клара — всё это один человек, и теперь я не сомневаюсь, отчего так прокосячилась.
— С чего взяла? — он шепчет, а его шёпот — мой триггер.
Сейчас он Вампир, пусть и пахнет от него, как от Великого.
— Ты хотел снова провести меня одеколоном? Я поняла, что меня ведут не к врагам ещё в тот момент, когда на глаза легла повязка… Иначе послала бы и Нику, и Валикову куда подальше…
— С сообразительностью всё хорошо, — смеётся он.
Саша ещё держит мои пальцы, согревая своим теплом, и уже даже поднял мои руки над головой, вжимая меня в дверь. Я чувствую его дыхание на своём виске, где оно щекочет тонкие волоски.
— Я хочу попросить прощения, — тихо говорит он, уже не шепчет.
Новый образ, не Вампира, а Великого — милого обходительного парня, которого я целовала в машине — взрывает мозг.
Понимаю, что это один человек, но всё внутри отзывается по-разному. Если от Вампира я в восторге замираю и плавлюсь, то Саша вызывает желание доверяться, открываться. Страсть с одной стороны и совершенное родство душ с другой.
Какая я. дура. Как мало мне нужно было, просто раскрыть глаза и прекратить всё это. Как мало ему нужно было, просто рассказать всё, и остановить эту игру. Моё место… тут оно, вот с этим человеком.
— Я тоже.
— Я не могу на тебя злиться, я не чувствую вины.
— Я тоже!
— Мне кажется, что меня задевало то, что ты оказалась задета!
— И меня тоже!! Ну и. Валикова. Но я понимаю. ты с ней.
— Ничего. Даже не переписывался, — он выше поднимает мои руки, а потом касается моего подбородка кончиками пальцев. — Вер, это всё было глупо. но я понял, что глупее было бы об этом думать дольше пары секунд. А мы подзатянули. Давай больше так не делать. Я больше с тобой не шучу — ты со мной, идёт?
Я пытаюсь вырваться, чтобы уже самой коснуться его, но он не даёт. Вместо этого… впервые с момента ссоры, по-настоящему, неспешно целует. Это мучение настоящее, это совсем не то, что было после выступления. Так меня целовал, пожалуй, Саша из машины.
А может я всё перепутала?
Мне так хорошо, что можно умом тронуться, потому что счастье в груди достигает предела. Всё позади! Ссора, выступление, конкурсы, всё в прошлом!
Мы с ним! Сейчас! В темноте и совершенном уединении. И мне даже плевать, где это чудесное место, всё равно не существует ни пола, ни потолка.
— Не шутим? — выдыхаю я ему в губы, когда он даёт передышку.
— Не шутим. — мотает головой он. — По крайней мере друг с другом.