Выйдя из парка, они дальше пошли не спеша, успокоенные, в состоянии легкой усталости. И одной лишь Милочке было не по себе, она не унималась, мучительно завидуя Наташе. «Научи и меня бить, — требовала она, — я тоже хочу, как ты…» — «Научу, — добродушно улыбалась Наташа, — но для этого нужно, — она поискала определение, рассмеялась, — живое пособие». — «Живое учебное пособие», — улыбнулся Альбертик. Он уже отошел от тех тошнотворных минут и хотел показать себя мужественным, ироничным. «Найдем, научим, — решила Виктория, — да и мне покажи, Наташа, ловко это у тебя…»
Наташа смеялась: «Хотите, устроим „контору“ первому, кто появится сейчас на улице, кто бы это ни был? Хотите?»
Первой появилась Д., тоже восемнадцати лет, тоже ровесница Виктории и Наташи; она возвращалась из театра и шла в том рассеянно-праздничном состоянии, когда ничего не видишь вокруг.
Виктория ударила ее по лицу. Д. выронила сумку, кинулась бежать, но ее нагнала Наташа, а потом Милочка…
Альбертик отвернулся.
Теперь, перед тем, как изложить мнение на жестокость педагога, врача, социолога и психолога, которым рассказывал я в подробностях эту историю, разрешу себе небольшое отступление, посвященное так называемым немотивированным действиям.
Немотивированные, то есть необъяснимые и бесцельные, жестокие действия по отношению к совершенно, разумеется, неизвестному лицу, как и спонтанная жестокость, рассматриваются рядом криминалистов и социологов в качестве типического явления XX века, которое не имеет аналога в минувших столетиях. Суждение, разумеется, далеко не бесспорное, но совершенно бесспорно, что суды сталкиваются с подобными явлениями все чаще. Это подтверждается обилием соответствующих уголовных дел.
Чувствуя себя дилетантом в этой области, я, не углубляясь в существо явления, хочу лишь поделиться одним наблюдением. Жертвами безмотивных действий весьма часто оказываются удивительно хорошие люди, духовно одаренные, творческие личности. Возможно, именно мне попадались подобные дела, и мой вывод субъективен. Тем не менее не могу умолчать о том, что мотив безмотивных действий открывался мне часто в личности потерпевших. Создавалось впечатление агонии зла, наносящего последние, слепые, беспорядочные удары по добру.
Нередко в зале суда думал я о том, что социально-этические достижения нашего общества и века создали нравственное сознание, само существование которого непереносимо для зла (в ситуации локальной это выступает, как в нашей истории, в форме бескомпромиссного суждения о чьем-то образе жизни, суждения, за которое хотят избить, убить…).
И Кира — ее избили хотя и «мотивированно», но спонтанно, — и Д., ставшая жертвой чисто безмотивных действий, духовно богаты и нравственно чисты.
Киру можно назвать антиподом Виктории, это — то, чем Виктория могла бы стать, но не стала, не развив в себе духовное, нравственное существо. Кира — художница, музыкант, это личность, несмотря на те же восемнадцать лет, с хорошо развитым чувством человеческого достоинства и ясным моральным сознанием. Ее можно избить до физической потери человеческого облика, но нельзя заставить встать на колени, то есть утратить этот облик нравственно. Она держала себя и на суде с восхитившими Антонину Павловну Шагову великодушием и человечностью, — не жаждала мести, а жалела (по существу, лицом к лицу Виктория и Кира — столкнулись два мира, два мировоззрения.)
Разумеется, наблюдения мои об агонии зла могут показаться локально-эмпирическими и наивными, поэтому лучше перейти к точкам зрения ученых на спонтанную (неожиданную, взрывную) жестокость.
Мне не удалось найти в научном мире ни одного человека, который был бы сосредоточен на исследовании этой сферы деструктивного поведения; ученые, беседовавшие со мной на волнующую меня тему, корректно уточняли, что их суждения не больше чем «поток мыслей», «импровизация», игра воображения, которые не покоятся на «солидном фундаменте».
Психолог (женщина 38 лет). Мы забываем о воздействии ритма на человека. А оно могущественно. Об этом могуществе догадывались мыслители античности. Любой из нас обладает собственным ритмом: сердца, биотоков мозга, дыхания — ритмом индивидуальным, совершенно неповторимым, как почерк или узор кожи.