Урга и Унгерн

– Ага, у меня в прошлом году мак с фиолетовой коробочкой отцвел, урожай был отличнейший… Семена получил в подарок от Вавилова из его афганской экспедиции. Опия вышло довольно много, только вот курение опиума – не мое, да и китайцы за опиум при старом режиме сразу ставили к стенке. Вот сделал замес опия на гашише, очень своеобразно выходит. А ты, Ивановский, может быть, даже вздремнешь наконец-то, ну или, по крайней мере, погрезишь… Кристаллов тебе на первый раз достаточно, будем тебя выводить наружу…

Утро 5 февраля я встретил в одной из комнаток своего нового штаба. Кто-то бережно постелил шинельку в углу между двумя небольшими алтарями, а под голову мне подложил скатанное в комок шелковое ритуальное знамя. Судя по свету, проникающему в помещение, день только начинался. За стеной в «тронном зале» штаба велась какая-то активная деятельность. Я вышел из комнатки довольно уверенным шагом, похмелья и тяжелых ощущений не испытывал, только не мог вспомнить, что же происходило со мной с того момента, как в штаб заявился Рерих. Курили что-то, а дальше – пустота… Рерих и теперь находился в зале, он руководил выгрузкой документов. Трое молодцев таскали из машины коробки с папками и сгружали все прямо у моего стола. Я выглянул наружу… Изумительный морозный солнечный день! Рядом с авто стоял Хитун и деловито оглядывал живописную панораму, открывающуюся с храмовой возвышенности.

– Вот ведь красота какая! – Хитун был первый, кто заговорил о природных видах в лирических тонах, однако радовалось мое сердце недолго. – Место – картинка просто, и пулемет ты хитро поставил! Сюда бы еще пару горных орудий и человек пять с винтовками. Патронов по тыще на брата, а? Неделю выбить не смогут! А может, и дольше.

– Здоро́во, Хитун! – Я кивнул водителю и улыбнулся. – Только умоляю, Жамболону не говори про орудия, а то ему ума хватит их сюда приволочить.

Я вернулся в помещение и подошел к Рериху:

– Ничего не помню… я вчера заснул?

– Ну, заснул. – Рерих приподнял одну бровь и отвел взгляд в сторону. – Не сразу, конечно, много чего успел сделать.

– Что, например? – закрались самые страшные подозрения, но их было так много, что они мешали друг другу, загораясь в мозгу какими-то рваными образами порока, пьяной суеты, клятв и позорных признаний, безудержного хохота и надрывного плача.

– Да нет, нормально все! – поспешил утешить Рерих и даже улыбнулся. – Ты вчера приказы печатал по мобилизации. Жамболон тебе машинку и бумагу достал на складах типографии, ты совсем ничего не помнишь?

– Как будто и не было ничего, совсем пусто!

– Ну, это даже к лучшему. А то ты Жамболона вчера перепугал до усера.

– Я – Жамболона? – Это меня удивило.

– Да, ты ему какие-то мантры пел на ухо, а потом свой наган достал, к его голове приставил и неожиданно на спуск нажал! Щелчок раздался, Жамболон протрезвел сразу, а ты в барабан нагана заглядываешь и тихонечко повторяешь: «Не засипился… не засипился…» – а потом опять приставляешь револьвер к голове Жамболона, взводишь курок, и щелк! Опять осечка. Когда отобрал у тебя наган, глянул в барабан – все патроны на местах. Или патроны бракованные, или с механизмом что-то, ты уж со склада нормальный наган возьми, этот совсем барахло…

– А дальше что? – Я был в смятении, даже рассказ Рериха не помог мне вспомнить события прошлого вечера и ночи.

– Ну, Жамболон сказал, что совсем отрезвел. Мы заколотили еще одну самокрутку с чарасом. Ты все порывался выкурить с нами, да мы решили, что тебе хватит. Потом ты, как снаряд, влетел в пулеметное гнездо Жамболона и разметал алтарь и шкафы, да и пулемет тоже. Жамболон очень огорчился и ушел в лагерь к Унгерну. Я попросил его помочь документы важные к тебе перевезти с моих складов, там хоть охрана и добрая, но документы все же лучше держать в штабе. Как самочувствие? Пришел уже в себя?

– Да чувствую себя хорошо, может, даже чего-нибудь съел бы. Только что-то зуб у меня болеть начал и припухла щека.

– Да, флюс у тебя… Дело гиблое, в дивизии зубного сейчас нет. Есть в городе зубник Гей, да за ним Сипайло теперь гоняется. Пожалуй, всего два еврея нетронутыми остались, кроме нашего Вольфовича. Зубной врач Гей, тот прячется где-то с женой и детьми, да служанка из еврейской семьи, передушенной Макаркой Душегубом намедни. Служанка приглянулась Сипайло, он поставил ее перед простым выбором: насилие и смерть или сожительство. Еврейская девушка выбрала сожительство и поселилась у Сипайло прямо в здании Комендантской команды.

– Вот же скотина какая! – Мне было искренне жаль девушку. – Страшно подумать, что ее ждет.

– Задушит! Так заканчивают все его жертвы. Не бери в голову, у тебя сейчас и без этого дел будет по самую макушку. Есть еще один зубник в районе Захадыра, кореец, известный в своем ремесле. Загляни к нему, его тронуть не должны были, только не затягивай. Флюс может привести к плохим последствиям: инфекционные процессы в голове протекают весьма быстро.

– Хорошо, загляну в ближайшее время. А что за «наш» еврей? Я впервые слышу о таком.