Уравнение Бернулли

Впрочем, каких-либо особых объяснений удалось и Рите избежать, поскольку ее давно уже прочили на повышение в вышестоящую контору после окончания учебного заведения, где ей, молодому, но уже имеющему бесценный практический опыт специалисту, предстояло возглавить работу по «окончательной» реформе жилищно-коммунального комплекса.

Провожая Риту «наверх», натурально рыдали подвыпившие, для кого это было пока еще допустимо, дворники и водители спецавтомобилей, конторские дамы тоже промокали платочками глаза, но уже не столь простосердечно. Игорь Валентинович вовсе руки заламывал, но совсем уж не искренне. Потому что, во-первых, успешно выторговал себе у Риты сохранение на вечные времена чисто дружеских отношений; во-вторых, прежней разрухи в городе не было, и работать стало намного легче, намного, следовательно, легче и нового заместителя подыскать; в-третьих, Игорь Валентинович немалую прозорливость явил, не согласившись лично, как предлагал ему отец, возглавить «коммунальную революцию» в городе, а упросив отца мобилизовать Риту на это дело. Ведь он тем самым убивал даже не двух, а целый табун метафорических зайцев: отец не вечен, а Рита может весьма далеко пойти и старому испытанному другу, с которым столь многое связывает, пропасть не даст.

А вариант, при котором Рита сама может оказаться в сложном положении, ему даже в голову не приходил. Правда, он никому в голову не приходил.

23.

И тут наконец звякнул полраза звонок в прихожей. Рита кинулась отпирать, Ромка даже головы от окна не повернул, наоборот, расплющил нос о стекло, сосредоточенно наблюдая за неистовым круженьем снега, уже успевшего выбелить окрестности до полной неузнаваемости. Однако характерные звуки долгожданной встречи двух любящих людей все равно достигли Ромкиных ушей — не затыкать же их. Но парень только поморщился слегка да усмехнулся — уж он в своей жизни насмотрелся и наслушался разного такого, без чего б лучше обойтись, и всегда ему хватало сообразительности делать вид, будто не замечает того, что в силу возраста и положения своего лучше не замечать…

Однако когда, если судить по звукам, основная часть радостной встречи была окончена, Ромка счел нужным тоже выйти навстречу последнему маминому возлюбленному — неудобно ж, подумают еще, будто ревнует пацан.

— Здорово, Роман, держи «корягу»!

— Привет, Алексей.

— Как дела?

— Да мои дела — что? Один убыток. Ну, на «тэквондо» в здешний ДК сходил…

— Да-а?! Эх, мне б тоже… А ты обязательно продолжай — классная штука — «тэквондо», приемчикам научишься сам, потом меня научишь. И будем всех плющить, кто не так поглядит!

— Алешечка-а-а! К столу, милый! А ты, Ромка, не утомляй его болтовней своей, он же устал, продрог и голоден как волк! — это уже Рита голос из кухни подала.

— Ну, что ты, Рит, он вовсе не утомляет!.. Ром, а ты?

— Иди, иди, восстанавливайся, я уже…

«Спасибо, друг, что от родной матери защитил, нормальный ты все-таки пацан, жаль, что по возрасту ни в отчимы, ни тем более в отцы мне не годишься…»

А из кухни — опять елейным голосом:

— Ну, Алешечка, скорей же, остывает все!

— Иду, девочка моя, иду! Ой, а это что, спиртик, кажется? Ох, и балуешь ты меня, гляди, алкоголиком сделаешь — на себя тогда пеняй!..

— А руки-то мыть, Алешечка!

— Тьфу ты…

«Нашел „девочку“ „мальчик“! И какая же глупость — эта их любовь! Просто сил иногда не хватает. Чтоб я когда влюбился… Спасибо, насмотрелся на других… А они еще удивляются, отчего я такой… Не таким еще станешь, если все тринадцать лет жизни — одно и то ж: „Ромка! Ромка!“ Но одновременно: „Игоречек!“, „Левчик!“ А теперь вот — „Алешечка“… Тьфу!.. Хотя — пускай. Может, мать благодаря пацану этому поживет подольше. Или даже возьмет и выздоровеет назло докторам всем!..»

И пошел Ромка уроки делать в маленькой комнате да еще дверь за собой поплотнее притворил, чтобы не слышать дальнейших глупостей-пошлостей, всегда звучащих в такие моменты на кухне. Да и после — не лучше…

— Вкусно, Алешечка?

— Ух-х, хорош спиртик — «как Христос — босичком…». Вааще нормальный борщец, Рит! Но ты опять забыла, о чем я тебя просил… Ну, неудобно же, пойми! Ромка — взрослый, умный, все понимает… Мы его и без того травмируем…

— Брось, Алеша! Не фантазируй. Ромка толстокожий, ему все — по фиг.

— Неправда. И ты сама знаешь, что неправда…

— Хорошо. Уяснила…

— Ну, сразу и обиды!

— Никаких обид, Алеша.

— Тогда рассказывай, как день прошел.

— Щщас все расскажу, а ты молча ешь и слушай.

— М-м-м…

— В общем, Алешечка, в этом городишке тоже много простых, добрых, искренних людей. Эти люди, может, за глаза и осуждают меня… Но при этом от души сочувствуют, рады чем-нибудь помочь. А тетя Катя из пятой квартиры на следующий год пообещала нам с тобой грядку в своем огородике выделить, представляешь?

— М-м-м…

— А я грядку даже сделать не сумею. Зато ты, наверное, знаешь и умеешь все?

— М-м-м… Грядка — это элементарно. «Уравненье Бернулли» знать точно не требуется.

— А еще мы с тетей Катей ходили свахами к дедушке одному!

— М-м-м!