Урановый рудник

— Так что я не берусь судить о том, чего не знаю, — не заметив иронии, продолжал Завальнюк. — Кто я такой, чтобы судить, что на свете бывает, а чего не бывает? Я, к примеру, галапагосскую черепаху сроду в глаза не видел, так что же теперь — не верить в ее существование? В Чумака и Кашпировского целая страна верила, и я в том числе, так почему я должен вам не верить? Кто я такой, чтобы вы мне посреди речки сказки рассказывали? И вообще… Скажите, а этот ваш дар — он только на церкви распространяется? Больше вы ничего такого не умеете?

— О чем это вы, Петр Иванович? — насторожившись, спросил Холмогоров.

Завальнюк смущенно улыбнулся.

— Да вот, я вижу, на вас за всю дорогу ни один комар не сел, а меня, ей-богу, совсем заели, кровососы. Как это у вас получается, а? Или это секрет?

Затаив дыхание, он ждал ответа на свой вопрос, ради которого, собственно, и подсел к Холмогорову. В самом деле, что-то было мистическое в том, как старательно таежные кровопийцы сторонились этого удивительного, загадочного человека. Может, его и впрямь хранит сам Бог? От всех напастей хранит, в том числе и от комаров…

— Это не секрет, — с улыбкой ответил Холмогоров, — и не Божий дар. Это, Петр Иванович, хороший репеллент. Если желаете, могу поделиться. Хотите?

И, вынув из кармана, Холмогоров протянул заготовителю яркий красно-белый тюбик.

— А? — не понял Завальнюк. — Что? Репеллент? Ре…

Неожиданно он разразился громким хохотом. Он топал в палубу обутыми в тяжелые сапоги ногами, всплескивал руками и далеко откидывался назад, едва не падая с тюка.

— Что? Репеллент! — захлебываясь, повторял он и снова заходился в хохоте, таком громком, что стоявший за штурвалом капитан дважды оборачивался на него, и даже дизелист высунулся из машинного отделения посмотреть, что творится на палубе.

Холмогорову это веселье показалось не совсем искренним. Впрочем, не зная человека как следует, судить о степени его искренности было затруднительно. Да еще этот накомарник, мешавший видеть выражение глаз…

— Однако как вы меня поддели! — все еще всхлипывая и утирая глаза просунутым под накомарник кулаком, простонал Завальнюк. — Ох ты, господи, давно я так не смеялся… Что? А, репеллент… — он непроизвольно хихикнул. — Давайте, воспользуюсь с преогромным удовольствием. Покорнейше благодарю. Репеллент… А я-то решил… Ха-ха-ха!

Он взял у Холмогорова тюбик и старательно, не пропуская ни единого клочка кожи, намазал репеллентом все открытые части тела — кисти рук, лицо, шею и даже лысину. После этого он со вздохом огромного облегчения отложил в сторону шляпу с накомарником и с благодарностью вернул Алексею Андреевичу полупустой тюбик.

— Хорошо-то как! — воскликнул он, подставляя потное лицо дуновениям свежего речного ветра. — Воистину, чтобы оценить повседневные прелести жизни, надо хотя бы на время их лишиться! Уф! Вы не будете против, если я закурю? Благодарю вас…

Он вынул из кармана куртки пачку дешевых сигарет без фильтра и закурил, едва заметно поморщившись. Эта легкая гримаса заставила Холмогорова заподозрить, что его спутник привык к совсем другому сорту табака. Это было довольно странно: в тайге и на горных тропах редко встретишь коммерческий киоск, торгующий «Мальборо» и «Кентом», а скупщик пушнины, по идее, проводит в этом диком краю львиную долю своего времени и должен бы уже давно привыкнуть к отечественным «Приме» и «Беломорканалу».

Вообще, чем дольше Холмогоров к нему приглядывался, тем более любопытной фигурой казался ему Петр Иванович Завальнюк. Он выглядел и говорил совсем не так, как должен выглядеть и говорить скупщик пушнины, таежный бродяга, общающийся с людьми грубыми, неотесанными и даже опасными — охотниками, браконьерами, обитателями глухих медвежьих углов, куда еще не скоро дотянутся цепкие лапы закона и порядка. Да и заготовительный сезон давно кончился, это знал и понимал даже такой далекий от охоты и звероводства человек, как Холмогоров. Быть может, не случайно Завальнюк засыпал его вопросами, ухитрившись при этом ни слова не сказать о самом себе? Он производил впечатление человека открытого и простого, даже глуповатого, но такие обычно первым делом выкладывают собеседнику всю свою подноготную, а Завальнюк за все время их беседы не сказал о себе ничего, кроме имени и фамилии.

— И все-таки, — дымя сигаретой, произнес Завальнюк в тот самый момент, когда Холмогоров собирался задать ему какой-то вопрос, — все-таки, Алексей Андреевич, я не понимаю, почему человек вашего ранга, вашего масштаба очутился здесь. Что такого особенного в этом Сплавном, что вы, личный советник Патриарха, поехали сюда за тысячи километров, из самой Москвы?

— Ну, во-первых, не из Москвы, а из Барнаула. В Барнауле я по просьбе здешнего архиерея выбирал место для нового соборного храма.

— Тоже, между прочим, не ближний свет, — заметил Завальнюк.

— Вы правы. Но, кроме «во-первых», есть еще и «во-вторых». Во-вторых же, архиерей просил меня, если я изыщу возможность, посетить Сплавное и помочь местному приходскому священнику, отцу Михаилу, выбрать новое место для возведения храма.