И вот передо мной стала вырисовываться возвышенность, оказавшаяся горой. Сияние спряталось за ней. Из-за горы то и дело вспыхивали яркие цвета: синий, зеленый, желтоватый, белый. Вдруг дорога моя стала уходить вниз, и там, внизу, стояла кромешная тьма. Заходил я в нее, как будто погружаясь в воду. Она такая густая, обволакивала мои руки и ноги своей прохладой, она меня ласкала, она была приятна, она была хорошая, она была добрая. Я зашел вглубь, и начали проявляться рельеф и силуэты. Повсюду были поражающие своей бесчисленностью существа. Диковинные, злые, добрые, неуклюжие, толстые, худые, хромые, пушистые, лысые, забавные и не очень. Все эмоции и стремления их никак не могли на меня повлиять. Это такие маленькие мирки, они не тут, но они тут. Вблизи, среди кустовой тьмы я заметил маленького слона. Он посмотрел на меня, неестественно растянулся и протиснулся передо мной и как будто еще чем-то, но передо мной была пустая дорога. Я, улыбнувшись, скривил лицо. Забавно.
Я прошел дальше, и перед моим взором открылось поле, усеянное бледно-желтыми вытянутыми плодами. Подойдя ближе, под ногами я увидел старичка с длинной бородой и усами. Он тоже показался мне растянутым, как будто спешащим куда-то. И реальность подстраивалась под его спешку. Одна сторона его обгоняла другую. Причем обгоняла та, которая держала корзину, полную плодов. И желание сохранения припасов заставляло его нестись. Завидя меня, он быстро скрылся. «Да кому нужны твои плоды! Эхей! Их тут больше, чем облаков», – крикнул я и рассмеялся на всю долину, аж оступился. Дорога уходила вниз, горный горизонт и заветное сияние уже были где-то вверху.
Передо мной стояло озеро. Из него то выпрыгивали, то мелькали спинами рыбы, огромные, с большими шипами и гигантскими проникновенными глазами. Что это за рыбы, и стоило ли бояться? Но глаза их были как озера. Необыкновенные глаза. Вся долина гудела, это был не гул, почти мелодия. Облака! Облака! Облака! Я только заметил. Они сворачивались в такие свертки, как будто их специально рисовал кто-то очень талантливый, чтобы меня удивить. Гул исходил от него, я не скажу, кто он. Как будто очень знакомый. Светился и бил в бубен, где то вверху в вышине гор, который отдавался в ушах. Я подошел ближе, чтобы разглядеть и рыб, и озеро, и… На берегу росла груша. Как мне это описать? Это труднее, чем взлететь. Поверьте мне, она вся усыпана цветами, она вся цвела, она очень хотела родить, она хотела накормить, она была беременна и пахла так, что я вспомнил лошадиный черный глаз. Так сильно этот запах поглощал меня. Но здесь меня поглощала жизнь со всем ее трепетом, со всей ее импульсивностью и страстью. Я упал в нее, я опьянел от нее. Вдалеке бил родник. Ритм гула ударялся в бурлящую воду. И отражался словами. Формы звуков, которые говорили о великолепии вселенной.
Глянул на озеро, и мне показалось, что там стоял корабль. Корабль разворачивал свои весла. Весла превращались в страницы. То ли это книга была, то ли корабль. Потом книга превратилась в птицу. Дальше я утонул в моей груше. А в руке что-то теплое, нежное, эта рука ласковая и мягкая. Я поднимаю голову, передо мной девушка, сияющая, как заря на горизонте. Нежная. Некоторое время стоял недвижимо и любовался, а потом ухватил ее крепче и подпрыгнул. Мы полетели с одной вершины к другой. Я перепрыгнул уступ, а она боится. Посмотрел на нее и запомнил голубые глаза, такие же, как запах груши. А волосы волнистые, вьющиеся, как сейчас бы сказал, они как бесконечные игривые речи влюбленных, которые они в порыве любви беззаветно болтают друг другу, в которые так и хочется погрузиться. Но у меня тогда было мало слов. Я взял ее за руку покрепче и потянул. Все легко. Потом долго лежали под небом. Я тогда не умел говорить и не знал ничего. А она гладила меня и говорила, шептала, а я слушал, и не знал, кто я и что со мной.
Проснулся от того, что камень давил затылок. Я увидел одиночество небес без нее. Увидел и утратил, а в руке пустота. За короткий миг сна я так пристрастился к этой руке, к этой девушке, к этой нежности. И вообще, в долине я узнал любовь. Через этот запах я увидел рассвет – не свет, не освещение, а нереальный рассвет, рассвет жизни, рассвет чувств. Именно к этому рассвету я шел. В этот момент я понял и принял другую сторону существования. С меня слезла старая кожа. Несмотря на то, что я увидел невиданное и даже, то что не мог бы вообразить. В моей голове были эти голубые глаза, а рука вспоминала ту нежность, которую я держал, – хрупкую газель, прыгавшую со мной по вершинам. Пейзаж вокруг меня уже был другой: где-то выше в горах туман заволок все.