Уральский Монстр

До известной степени ситуацию разъяснил рассказ Семёна Иоэля, да и вид пустых санок, разорванного шарфика и пустого валенка говорил сам за себя. Тем не менее следовало поговорить с матерью пропавшего ребёнка хотя бы для того, чтобы узнать её имя и фамилию. Фаине дали выпить валидол, она постепенно пришла в себя, назвала свою фамилию, место работы мужа, которому немедленно позвонили.

Пока происходили все эти события, на площади Народной мести перед Дворцом пионеров разворачивалась другая интрига. В то самое время, когда у бившейся в истерике возле брошенных саночек Фаины собирались люди, одна из девочек, наблюдавшая происходившее со стороны, помчалась ко Дворцу пионеров. К сожалению, имя и фамилия этой девочки остались неизвестны, хотя она видела похитителя и в сложившейся ситуации действовала куда более хладнокровно и разумно, нежели мать ребёнка и Семён Иоэль. Девочка, наблюдавшая за погоней по улице Шарташской, прибежала ко Дворцу пионеров и, встретив у входа в здание постового милиционера Щапина, сообщила ему о похищении ребёнка и плачущей в полусотне метров матери. Щапин вызвал находившегося в фойе Дворца участкового инспектора Лоскутова, и они вдвоём отправились в указанную девочкой сторону. Именно этих милиционеров встретил Семён Иоэль и, строго говоря, это не он привёл их к Фаине, а они его.

Впоследствии таинственная девочка появилась во Дворце пионеров, когда там находилась Фаина Гусинская, и сообщила нескольким свидетелям, что видела беглеца с ребёнком на руках. Однако никто не выказал интереса к этому свидетелю – возможно, самому ценному в этой истории – и девочка исчезла безвозвратно.

Милиционеры, убедившись в реальности похищения малыша, позвонили во второй отдел милиции, на территории которого находился Дворец пионеров, и попросили прислать максимально возможные силы для прочёсывания местности. Вскоре стали прибывать поодиночке и группами сотрудники милиции, которые вместе с участковым Лоскутовым отправились в сторону улицы Карла Либкнехта. Туда, по словам женщины, убежал похититель с её сыном на руках. Затем появился муж Фаины, отпросившийся с работы, и увёл жену домой.

Николай Щапин, чей пост находился на площади Народной мести, вышел из Дворца пионеров и стал обходить площадь по периметру, осматривая сугробы в поисках возможных улик. Его внимание привлёк тихий стон, исходивший как будто от одного из глубоких сугробов у садовой ограды. Сугроб явно был потревожен. Повинуясь внутреннему чутью, постовой стал разгребать снег и услышал доносившийся из его толщи плач. Когда Щапин добрался до ребёнка, то увидел, что тот уложен лицом вниз и бос. Рот малыша был забит снегом, Николай наскоро обтёр его своим носовым платком и помчался в медпункт Дворца пионеров.

Осмотр, проведённый врачом Евгением Берестецким, точнее, не врачом, а ещё студентом мединститута, показал, что малыш не имеет обморожений, но плохо дышит и, по-видимому, подвергался душению. Евгений сделал ребёнку искусственное дыхание, после того, как состояние мальчика стабилизировалось, осмотрел его обстоятельнее. Из телесных повреждений Берестецкий отметил синяк на лбу размером 6 см на 6 см, ссадины вокруг рта и носа, некоторые из них кровоточили, прикушенный язык, также кровоточивший. Мальчик выглядел напуганным, его била дрожь, но он молчал. Лишь при появлении матери, срочно вызванной милиционерами во Дворец пионеров для опознания ребёнка, он заплакал и потянулся навстречу. Всё моментально стало ясно, лучшего опознания просто не могло быть.

Таким образом, история с похищением Бори Титова разрешилась неожиданно и притом наилучшим образом в ту самую минуту, когда, казалось, всякая надежда на благополучный исход была потеряна. Находчивость и внимание к мелочам постового Николая Щапина спасли жизнь малышу, ведь похититель явно намеревался убить его. Именно с этой целью он душил ребёнка и сорвал с его шеи шарф, мешавший удушению. На попытку убийства указывала как снятая с ног ребёнка обувь, так и маскировка тела, не просто брошенного в сугроб, а уложенного лицом вниз и заваленного сверху снегом.