Уральские россыпи

Дорога хорошая. Это полтора часа езды. Значит, выедут они где-то в десять утра. Вот и считайте. От нас, я имею ввиду, от Нижней Туры, до Невьянска – сто двадцать километров. Дорога плохая.

Просто никудышная дорога. До Нижнего Тагила. От Тагила до Невьянска, там нормально. Дорога хорошая, нисколько не разбита. Это – сорок километров. А восемьдесят – считайте, без дороги. Вам выезжать надо, грубо говоря, за пять часов до встречи. Лучше, Михаил Кузьмич, выехать вечером. Переночуете в Нижнем Тагиле, в гостинице, и утречком, свеженький, с новыми силами и встретитесь – здравствуйте, Борис Николаевич!

– Да, я понял, ты ведь только что проехал по этой дороге.

Хорошо знаешь ситуацию. Пожалуй, ты прав. Так, может вместе и поедем? Вместе и заночуем в Тагиле. Я через Горком гостиницу организую. А утром – ты на драгу, а я в Невьянск.

– Наверное, Михаил Кузьмич, это будет самое правильное.

Георгий позвонил в Невьянск, подтвердил готовность встречи на драге.

– Я буду вас там встречать, прямо у драги.

– Да нет, Георгий Александрович, приказано всем быть в Невьянске. Встречаемся у нас, в Горкоме партии. Ельцин подъедет сюда. И все должны быть здесь. Ждем гостей к двенадцати. Так что, сами понимаете, как минимум в одиннадцать все должны быть на месте.

– Хорошо. Принято. До встречи.

Георгий в Нижней Туре пересел в машину Крюкова. Свою машину передал Каменщикову. Каменщиков поехал прямо в Салду, на драгу. Георгий приказал водителю утром, в шесть часов, быть в Нижнем Тагиле у гостиницы. Он решил утром съездить на драгу и к двенадцати, ну, может на полчаса раньше, подъехать в Невьянск, к Горкому. На встречу с Первым секретарём Обкома партии.

Осмотр объектов золотодобычи прошел нормально, так сказали оперативники. Ельцин был возбужден, посещение шахты произвело на него впечатление, конечно, он не углублялся в забои, выработки, но побывал в шахте, под землёй и был чрезвычайно возбуждён. Шахтерский костюм, каску, респиратор ему подарили, но он отказался.

– Вот этого как раз и не надо. Не портите впечатления. Завтра вы еще, чего доброго, провозгласите меня потомственным шахтером. Давайте так – я у вас в гостях. А всего остального, уж как-нибудь, пожалуйста – не надо.

И всё же, Георгий видел, что из шахты Ельцин вышел в какомто, нет, не в угнетённом, но всё же в каком-то «натянутом» состоянии. Не то, чтобы ему что-то не понравилось. Нет. Просто, шахта, она и есть шахта. Всё это под землёй, глубоко, загадочно, непонятно. И, как не «харахорся», а всё же «неприятно». «Неуютно» как-то!

На драге задержались недолго. Но чувствовалось, на драге Ельцину нравится больше. Всё открыто, всё на виду, всё можно пощупать, осмотреть, светло, тепло и всё как у людей!

Показали «доводку». Стол, молодая женщина, в лёгком специальном костюме, в руках «скребок», и желтая струйка золота.

Вот оно, на виду, вот, отгребают девичьи руки «шлам», не грязь, нет, черные металлические примеси, и отгребают желтый песок, золото, так легко, и так небрежно, скребочком – вот золото, а вот шлам.

Ельцин был поражен простотой процесса.

– Это что же, вся эта махина, в не одну тысячу тонн, на плаву, поставляет каждую минуту пять кубометров золотоносных песков, всё это перерабатывается на вашей плавучей фабрике и в конечном итоге вот эта «девчушка», вот так, своим скребочком, получает конечный суточный результат? И сколько же у вас здесь?

Начальник драги Суворов Виктор Александрович небрежно осмотрел медные блюдца, наполненные золотым песком, и так же небрежно, глядя прямо в глаза высокому гостю, сказал:

– Здесь немного, Борис Николаевич. Здесь, я думаю, так, на глазок, без взвешивания, здесь я думаю килограмма полтора. Ну, может чуть побольше.

– А можно, я пощупаю. Пересыплю, с ладошки на ладошку.

Ты где, молодой начальник? Так ведь ты учил меня – «пересыпать»? С ладошки на ладошку?

Георгий засмеялся.

– Да, Борис Николаевич, именно «пересыпать», и именно «с ладошки на ладошку». Только так познаётся истинно золотой песок! Пересыпайте, не бойтесь. Главное, чтобы не прилипло что-то к пальцам руки.

– Ну, ты и нахал. Я, конечно, попересыпаю, с руки на руки, твой песок. Но давайте, осмотрите меня тщательно после этих контактов с золотом, профессионально осмотрите. Чтобы не прилипло что-то. И не только золотой песочек. На этих ваших приисках и еще что-нибудь может прилипнуть.

– Обижаете, Борис Николаевич. На приисках как раз и не прилипнет. Если уж и прилипает что-то, то не на приисках, прилипает совсем в другом месте.

Ельцин внимательно посмотрел в глаза Краснопёрову. Тот тоже уперся, взгляд не отвёл.

– Рисковый ты парень, видать. Да только смотри, «не зарывайся». Я то стерплю, а вот как другие, стерпят ли, понимаешь!

Ельцин подержал в руке золото, задумался, рассматривая мелкие золотинки, прищурился с усмешкой, высыпал золотой песок в ковшик, подержал и его, как будто взвешивая, или определяя на глаз – а сколько же его, этого золота здесь, в этом ковшичке, сказал задумчиво.