Урал атакует

Наконец, он перелез через третью ограду. И сразу понял, что на этом дворе, без сомнения, теплилась жизнь.

Глава шестнадцатая

Жизнь здесь не то чтобы теплилась, она здесь била ключом.

Продираясь сквозь непролазные кусты, карябая себе щеки подлыми ветками ивы, Костя добрался до следующего ограждения. Это был такой же забор, но лучше сохранившийся, правда, несколько колышек давно отодрали, и Костя спокойно пролез вовнутрь.

Сортир отсутствовал, — лишь одна продолговатая бревенчатая постройка, в которой, наверно, умещались и хлев, и баня, и туалет. К ее задней стене, выложенной из потрескавшихся, но еще добрых бревнышек, примыкала поленница с аккуратно уложенными до половины высоты дровами, и поленница эта тянулась вдоль почти на всю стену. Но между нею и забором имелся достаточный для одного человека промежуток. Костя затаился там и прислушался, чтобы разобрать чей-то смешанный говор. Однако различить удалось лишь короткие отрывки матерной брани.

Тогда Муконин извлек из кармана спрятанный было пистолет и с замиранием сердца переступил несколько раз и выглянул из-за сарая.

> Во дворике, неподалеку от ухоженного крыльца большого дома, жгли костер. Вокруг костра на чем попало сидели люди, все в тусклых или серых одеждах. Они сидели расслабленно, явно потеряв бдительность, передавали по кругу фляжку, очевидно, с чем-то горячительным, о чем-то болтали, поругиваясь, а порой глумливо и противно гоготали. Некоторых Костя узрел в профиль, остальные оказались спиной, а один даже сидел как бы лицом, и в груди у Кости пробегали волны тока, когда этот тип вскидывал глаза. Лицо его, явно немолодое, в тени дома чудилось каменным изваянием — пухлые щеки, чуть приплюснутый нос. Молча кивающая голова, опирающаяся на крепко стянутый от простуды ворот дубленки, напоминала часть статуи буддийского божка. По левую его руку разместились двое помоложе, один совсем юный, в полупальтишке, с танкистским шлемом на голове, другой постарше, насколько Костя мог из своей позиции определить возраст, в потрепанной тускло–красной куртке, бритый наголо. Спиной к Косте оказался еще один тип — в накинутом на плечи бушлате. И двое замыкали круг: какие-то похожие друг на друга молодчики в выцветших армейских телогрейках, оба светловолосые, без головных уборов — Костя разглядел их хуже всех. Итого получалось шесть человек.

Муконин улавливал лишь отдельные фразы.

— Малек, да ты, в натуре, лох! Ты что, не мог эту прошмандовку… — последние слова Костя не разобрал.

Этот сиповатый голос принадлежал одному из молодцев, что сидели по правую руку божка.

— Не, он просто брезгует после всех, бга–га–га–га–га–га! — высоким мнительным голосом сказал лохматый затылок, и спина в накинутом бушлате затряслась в захлебывающемся смехе.

— Да он ее помацал децал, а потом ночью втихушку дрочил, бля буду, я сам видел, бха–ха- ха! — Чей-то басовитый голос потонул в общем ржании.

— Да иди ты, че ты гонишь, — злобно отозвался юношеский голос парнишки в танкистском шлеме.

Дальше стало неразборчиво, потому что все непроизвольно сбавили на полтона.

— В расход сначала этого чмушника пустим, волосатого, — голова на воротнике дубленки, хлебнув из фляжки, вдруг громко заговорила хриплым резким голосом.

Костя похолодел. Он уверился, что встретил едкие волчьи глаза головы божка, и резко спрятался за угол, сел на холодную землю и сделал глубокий вздох. Но хозяин неприятного голоса продолжил как ни в чем не бывало:

— Прошмандовку пока для Малька оставим. Пусть мужчиной станет, ептать. Сколько можно дрочить.

И опять все загоготали.

— Ну че, Горец, Малька на разделку, а? — Ровный низкий голос, очевидно, принадлежал соседу Малька.

— Еб…на в рот, боевое крещение, — послышался в начавшемся общем гомоне сиповатый голос молодца в военной куртке.

Затем опять сбавили на полтона.

— Потому что нах все обосрались, — вдруг выделился высокий писклявый голос упыря в накинутом на плечи бушлате. — А меня от человечины прет!

— Может, ты нам шашлычки забацаешь?

И снова непонятные слова.

— Травки забьем, и все ништяк будет, — наконец громко вставил кто-то.

Костя так и сидел, упершись позвоночником в разлаписто колкие дрова поленницы. Внутри все сжималось от отвращения и тревоги.

«Эти нелюди удерживают в плену какую-то бабу, — заключил Костя, — а теперь вот еще и Ганю. И что самое противное — они не брезгуют каннибализмом. Хотя странно, вроде бы и трасса недалеко. Есть чем поживиться… По ходу дела, один из них больной на голову, сманил «побаловаться» человечиной других».