– Нет, как-то все не довелось. Только в кино про них слышал. А, и еще в юности у Пелевина читал. Был, значит-с, такой писатель.
– Почему был? Он, может, и сейчас есть. Остались же в Москве люди. Только книги никто теперь не издает.
– Угу. – Костя уже наворачивал борщ.
Беседа так же неожиданно стихла, как началась. На десерт заварили чаю, распечатали плиточный шоколад. Быстро почаевничали, затем старательно прибрали за собой.
Ганя снова набрал Калинова. Но все безрезультатно, тот словно сгинул.
– Странное подозрение у меня закралось, – поделился приятель. – Видимо, с военной группой нас решили кинуть.
– Действительно, странно, – протянул Костя. – На Калинова это непохоже. Будто он нас динамит. Или просто накладка какая-то?
– Что будем делать? Сидеть и ждать у моря погоды?
С минуту Костя подумал, постучал пальцами. Наконец, глубоко вздохнул.
– Черт с ним. Давай двинем пока в одиночку. Время не терпит. А там – посмотрим.
– Ну что ж, тогда покурим, и в путь? – приободрился почему-то Ганя, демонстративно положив руки на рулевое колесо.
– Да, главное после сытного обеда – спокойно покурить, – согласился Костя и достал сигареты.
Минут через двадцать после обеда явилась большая туча, пошел дождь с градом. Ганя коршуном уставился на дорогу. Дворники забегали по стеклу, зачастили убаюкивающим тиканьем. Но стихия не сдавалась. Напротив, с остервенением засыпала шрапнелью едва очищенное пространство. Стрелка спидометра застыла на отметке девяносто километров в час. «Ясен пень, – говорил себе Костя. – Выжимать больше в таких условиях довольно глупо».
Маленькая порция водки плюс сытный обед сделали свое дело. Муконин ощущал, как тяжелеют веки. Глаза закрывались сами собой, против воли.
– Ладно, я, наверно, вздремну, – пробормотал он, откинул спинку сиденья и отключился.
– Твое право, – услышал он уже сквозь полудрему.
И пришло что-то теплое и ясное. Тонкие ласковые пальцы мягкими расческами ворошили ему волосы, сочные губы впивались в шею, гнущееся тело будто обвивало его скользкой чарующей русалкой.
Он осторожно выпростался из объятий и увидел ее лицо. Необычный рисунок тонких бровей, чувственные влажные губы с легким изгибом.
«Маша?! Откуда ты здесь?» – сорвалось с уст, а она лишь загадочно улыбнулась.
«Значит, между нами ничего плохого не произошло?» – то ли спросил он вслух, то ли пробормотал про себя.
«Ну конечно. Все, что было, – это сущий бред. Я ждала тебя здесь. Разве ты не видишь, как я соскучилась?»
«Где это – здесь?» – Он огляделся по сторонам, но, кроме ярких лучей солнца и серо-желтого песка, ничего не было.
Она молчала и улыбалась той нежной детской улыбкой, которую он успел запомнить. И ему показалось, что вот оно – счастье. Неважно где. И он снова обнял ее, прижимая к себе.
«Теперь мы всегда будем вместе, правда?» – с обескураживающей простотой маленькой девочки произнесла она.
«Да, Миша. (Помнишь, я хотел так тебя назвать? Только не смейся!) Мы всегда будем вместе. Я обещаю».
Странные, пугающие звуки, врезаясь набатом, быстро разорвали сон в клочья. Костя ощутил себя раскачивающимся в кресле – благо, что не побрезговал после границы ремнем безопасности. Машина, визжа колесами, сновала по трассе то в один бок, то в другой. По стенкам отвратно долбили очередью. Сон развеялся вмиг, и пришел страх. Обжигающе холодная волна прокатилась вниз, к ступням, инстинктивно ищущим педали. Костя покосился на товарища. Тот отчаянно выкручивал баранку, вдавив голову в плечи.
– Эй, что за черт?! – услышал Костя свой голос.
– Да, бля, на горе засада, оттуда хреначат из пары АКМ, – затараторил Ганя.
Костя глянул в боковое стекло. Дождя с градом как не бывало. Мимо, в отдалении, бежала, покачиваясь, подмокшая гора со скалистым рельефом и жиденькими серыми зарослями. В кистях кустов мелькали два дымчатых пучка – оттуда и лупили автоматчики.
– Так жми быстрей, проскочим! – выкрикнул Костя.
Стрелка на спидометре тряслась около отметки восемьдесят километров в час.
– На фиг, вдруг шипы бросили, – выпалил Ганя.
И будто бы накаркал. Внизу, под днищем, глухо клацнуло, машину повело вообще на обочину. Ганя резко сбросил скорость, правый бок накренился, их развернуло на триста шестьдесят градусов. У Кости стало покалывать в легких, в больном ребре. Муконин решил: сейчас они будут переворачиваться. И крепко ухватился за пластиковую ручку на двери обеими руками.
«Вот так все и кончилось, – промелькнуло в голове, – не успев начаться. И Маша даже не узнает о том, что я погиб!»
Все закрутилось перед глазами – серая дорога, скалистые горы, грязная обочина. «Семерку» вроде бы снова прокрутило. И кончилось все только тогда, когда она утонула в грязной жиже на склоне обочины, так и не перевернувшись.
Ганя заглушил двигатель. Костя почувствовал, как тело наполняется невесомостью. Ура, мы живы!