Ему показалось, что она, как это бывает с изможденными больными, резко забылась отрывистым сном. В эти минуты он испытывал такую жгучую жалость, как, может быть, когда-то в детстве он ощущал жалость к больному раненому щенку, принесенному с дождя и потом так и не оклемавшемуся. И он протянул руку, чтобы снова вытереть ей лоб и чтобы затем пригладить распластавшиеся по серой подушке волосы. Но она так же неожиданно приоткрыла глаза, и в щелочках под веками пугливо забегали зрачки.
– Костик, ты здесь? Ты ведь не уйдешь сейчас? – громким, но сбивчивым голосом спросила она.
– Нет, что ты! Конечно нет, – спешно ответил он. – Я буду рядом, пока не выгонит строгий доктор.
– Ах, этот… Он хороший…
Тут Маша будто поперхнулась и начала обильно кашлять. Кашель был жуткий, словно вырывался из самой глубины чрева. Костя принялся беспомощно озираться – он потерялся. Но тяжелобольные соседки лежали недвижимы, словно мумии. А в палату никто не заходил. На глазах Маши проступили слезы. Он взял-таки полотенце и обтер ей лицо. К счастью, приступ быстро прекратился.
– Расскажи мне, – выдохнула она. – Расскажи мне… Где ты был… Все это время… С той последней встречи… Когда ты заходил ко мне… С запахом водки.
На секунду Костя невольно улыбнулся. Ему вспомнился тот день: как он бродил под ее окном и не решался и потом принял где-то в кафе для смелости, и зашел к ней, и как она была холодна с ним. А вот теперь оказывается, в тот день она почувствовала его легкий перегар.
– Я уезжал, – сказал он. – Ведь я приходил прощаться. Но там, где я находился, ничего хорошего не случилось. Об этом не стоит даже рассказывать. Да я и не могу. Потому что это не только моя тайна, но и еще нескольких людей.
– Хорошо, можешь не рассказывать, – шепотом согласилась Маша. – Главное, что ты вернулся.
– Да, наверно, это главное.
– Ты знаешь, с тех пор я думала о тебе… Нет, не с тех пор, а всегда…
– Я тоже все время думал о тебе, – сознался Костя.
На ее бескровном лице промелькнула едва уловимая улыбка.
– Как странно. Какие мы…
Маша опять закашлялась. Лицо ее исказилось. Но оно почему-то показалось Косте забавным, и он испугался этого чувства.
Тут в палату вошел доктор. Он осуждающе поглядел на Муконина. Тот опустил глаза. Доктор приблизился к захлебывающейся кашлем больной и налил ей воды из графина. Девушка приподняла голову и сделала несколько глотков. Кашель отпустил. Маша вздохнула со стоном и откинулась на грязную подушку.
– Коллега, нам пора! – сказал доктор в сторону Кости.
И это прозвучало неожиданно громко, как колокол церкви среди полуденной суеты города. Одна больная даже заворочалась, из-под одеяла появился морщинистый лоб в седых пепельных космах и моргнул черный глаз.
Костя взял теплую Машину руку и крепко сжал.
– Ну все, до завтра, – еле слышно произнес он.
Но Маша поняла и кивнула головой.
На следующий день после пробуждения Костя отказался от спиртного. Приняв кружку черного чая, он собрался и вышел из дома. По дороге в больницу Костя купил за немыслимую цену букет – две оранжевые и одна красная герберы (он вспомнил, как она говорила, что это ее любимые цветы). В придачу Костя взял фрукты, какие нашлись в магазине, – яблоки.
Но доктор встретил его с серьезным, скорее угрюмым лицом.
– Вряд ли сегодня что получится.
– А что такое? – Костя нахмурился.
– Вашей больной ночью стало значительно хуже.
– Она в сознании? – В груди у Кости похолодело.
– Да, но у нее частичная амнезия. Смутное ощущение реальности. Плюс одышка, тахикардия и… Я боюсь, что вот-вот начнется отек легких.
– Тогда я тем более должен ее видеть.
Доктор глубоко вздохнул.
– Даже не знаю, что с вами делать.
Костя было потянулся к кошельку, но врач сделал упреждающий жест рукой.
– Да что вы, в самом деле думаете, что я только из-за этого? Что ж я, не понимаю, что ли, черт возьми?! – Он вдруг вскипел, и Костя удивился, что он, с виду спокойный, может так поменяться.
– Надевайте халат! Пойдемте, – приказал доктор.
Маша действительно выглядела куда хуже, чем вчера. Глаза ее, некогда живые, озорные, полудетские – Костя хорошо запомнил их такими, – глаза ее стали стеклянными. Если накануне в них еще что-то теплилось, то теперь все затухло. Вырисовывающийся под кожей череп и бледный, чуть желтоватый цвет лица навели Костю на дурные мысли. В нем все упало, комната поплыла перед глазами.
Маша лежала запрокинув голову, тяжело дыша. Когда Костя сел над ней, ничего не изменилось. Но больная узнала его.
– Костик?.. Что со мной?.. Почему мне так плохо?
Она спросила, словно он и не уходил со вчерашнего дня. Будто был здесь. Всегда.
– Ты приболела. Но это пройдет. Скоро пройдет, – глотая застрявший комок, произнес Муконин.
– Мне трудно… дышать, – вполголоса пожаловалась девушка. – И голова раскалывается… Мне холодно, Костик, жутко холодно. Согрей меня.
Стоило ей подумать об этом, как легкая дрожь охватила все ее тело. Костя наложил руки и сжал прикрытые одеялом деревянные девичьи плечи.
– Все будет хорошо, слышишь? – Его голос дрогнул, и он сам удивился этому. – Скоро все будет хорошо, только потерпи немножко.