Вениамин еще раз полюбовался кинжалом, подобрал свой вещмешок, достал чистые запасные портянки, и аккуратно завернув трофей, положил его на самое дно. Потом, глубоко вздохнув, собрал у погибших ребят документы, тоже убрал в сидор. Подумал, что надо бы их похоронить, но прикинув объем работ, с сожалением покачал головой. Внимательно осмотрелся вокруг, собрал всё оружие, нагрузил на себя и удивился, что почти не почувствовал тяжести.
Солнце уже взошло довольно высоко, Веня глянул на него и определил, что, примерно, часов десять. Это его натолкнуло на мысль, он развернулся к скелету и пошарив сапогом в районе правой кисти с удовлетворением поднял с земли наручные часы – очень нужная вещь. Осмотрел – часы не пострадали и выглядели как новенькие, кожа на ремешке блестящая, сразу видно – натуральная. Не испытывая ни малейшей брезгливости Веня спокойно застегнул ремешок часов на запястье и уже хотел уходить, когда глаза зацепились за выпавший из нагрудного кармана фрица кожаный футляр. Старлей наклонился, поднял футляр и открыл его. Внутри оказались солнечные очки непривычной каплевидной формы с чуть выпуклыми стеклами и перекладинкой вверху7. Веня подумал, пожал плечами, положил футляр в карман галифе и направился в сторону грохочущего взрывами фронта.
Солнце непривычно ярко светило в глаза и ближе к полудню они стали слезиться и немножко побаливать. Никогда раньше такого Веня за собой не замечал, но и не стал придавать этому факту особого внимания. Он просто достал футляр, надел очки и блаженно вздохнул: глазам моментально стало легче, а сквозь качественные стекла все было отлично видно.
Глава 2
Лишь через два дня после долгих мытарств и ночного броска через линию фронта, старший лейтенант Данилов попал, наконец, в свою часть. Она, оказывается, была переведена в ближний тыл для доукомплектования. Но ни отдохнуть, ни перекусить ему не дали, услышавший о его появлении особист сразу же вызвал к себе. И понеслась нелегкая по кочкам! Как допустил уничтожение вверенного ему взвода? Почему выжил сам и даже не ранен? Где был двое суток? Далее в том же духе. От усердия особист даже попытался задавать Вене вопросы по-немецки, по долгу службы заподозрив в нем завербованного засланца. Что интересно, Веня, до этого немецкого почти не знавший – так, понемногу, вдруг обнаружил, что очень четко понимает всё сказанное и ему даже стало смешно оттого, как майор коверкает язык. Еле сдержав рвущийся смех, Веня закашлялся, а потом поднял глаза на начальника особой части и сказал:
– Товарищ майор, вы же меня уже год знаете, лейтенантом еще принимали когда я прибыл в часть. Ну какой из меня шпион?
Тот не торопясь молча достал из ящика стола пачку «Казбека» и, выщелкнув папиросу, медленно размял ее в пальцах, постучал мундштуком о ладонь и сунул в рот. Папиросы «Казбек» считались у них элитными, солдатам в пайке выдавали махорку в пачках «Укртютюн» да «Крымтабак», а офицерам хоть и полагался «Казбек», но чаще все же завозили «Звездочку», «Беломорканал» и «Дукат». «Беломор» тоже хорошие папиросы, но «Казбек» был престижнее.
Майор Крылатский щелкнул трофейной немецкой зажигалкой и глубоко затянувшись, выпустил струю дыма прямо Вене в лицо. И от этого простого действия старлея чуть не вырвало, что уже само по себе было крайне удивительным. Дело в том, что Веня был заядлым курильщиком, курил много и курить ему нравилось. Да и кто из мужиков не курит, разве только чахоточные! Но только сейчас ему вдруг пришло в голову, что за двое суток своих скитаний, он не только не выкурил ни одной папироски (а ведь в сидоре было целых две пачки!), он даже ни разу не вспомнил о том, что надо бы покурить. Словно у него разом отбило всякое желание вдыхать табачный дым. И сейчас, когда особист пыхнул ему прямо в нос, Веня понял, что больше никогда в жизни не возьмет в рот эту гадость. Осознание этого факта ошеломило старлея, но обдумать его было некогда, поскольку особист, наконец, решил ответить на его вопрос.
– Если бы не это, Данилов, ты бы у меня уже давно в камере сидел. А я, видишь, с тобой нормально говорю и даже в рыло ни разу не заехал. Цени!
Подумав, майор добавил, подтолкнув к Вене по столу пачку папирос:
– Кури.
В любой другой раз Данилов схватился бы за папиросу, не задумываясь, но сейчас покачал головой:
– Спасибо, товарищ майор, но как-то с голодухи не хочется.
Особист покивал головой, еще раз пристально посмотрел на него и сказал:
– Ладно, пока свободен, – сделав ударение на «пока», – можешь идти. Я тщательно проверю все, что ты мне тут нарасказывал.
И когда Веня, вскочив, уже развернулся, чтобы уйти, добавил:
– И очки свои фашистские спрячь, чтобы я не видел, понял? Разгуливает, понимаешь, по части! Ты не на курорте, а в действующей армии, должен соответствовать облику советского офицера!
– Очки не фашистские, – обиделся Веня, – а американские, союзнические, они их для летчиков делают.
– Ты что, летчик у нас? – прищурился Крылатский.
– Да нет…