Ups & Downs

— Нет! — Спохватилась я, сжимая его ладони в своих (вольность непозволительная). — Я хочу, выти за стены вместе с тобой. Чтобы ты мне… показал свой мир. Чтобы… я увидела его твоими глазами. Слуги не разговаривают со мной, говоря, что это запрещено. Я хочу узнать, понять… так многое. Там так много всего неизвестного мне. — Я кинула взгляд за окно. — Но одно я могу сказать с уверенностью. Этот мир такой же загадочный и неизвестный, как и его Владыка.

— О, любопытная женщина. — Он удовлетворенно рассмеялся, заставляя и меня улыбнуться в ответ. А уже в следующую секунду рядом со мной был мужчина лет тридцати. И я не удержалась от вскрика, когда он неожиданно подхватил меня на руки. — Я весь твой завтра. А пока… я чувствую чье-то ожидание.

Он пошел со мной на руках к выходу из комнаты. Потом по коридору, не смущаясь (ну еще бы) тех редких слуг, которые падали перед ним на колени, едва завидев.

— Наверное, мое? — Предположила я, дабы рассеяться собственную неловкость.

— А ты чего-то от меня ждешь, малышка Шерри?

— Уже. Да. — Я слабо улыбнулась.

— Женщина, как бы я хотел, чтобы ты принадлежала лишь мне. — Когда он дошел до своих покоев, то поставил меня на ноги, удерживая за плечи перед собой. — К сожалению, судьба все решила иначе.

— И все же именно ты меня держишь. — Я знала к нему подход. Это льстило даже больше его слов.

— Я хочу, чтобы, когда я вернулся, ты спала в моей постели. — Проговорил он, вновь бережно обхватывая ладонями мое лицо.

— Да будет так. — Успела я прошептать, прежде чем мужские губы лишили меня такой способности.

Его поцелуй был полон нежности и бережности.

А в моей голове пронеслась предательская мысль: И все же Блэквуд целуется лучше.

* * *

Из истории черных стен.

Сегодня был у Него. Опять ни слова с его стороны. Райт возвышался над нами даже в этом. Как его палач и инквизитор, я должен был докладывать о работе нашей канцелярии, занимающейся поиском предателей и заговорщиков. А еще выявлением новых врагов. Раньше скучать не приходилось. Теперь? Я думаю постоянно об одном и том же, потому раздражен самим собой. Я был весь на взводе когда пришел туда, а когда вышел то понял, что сегодня непременно кто-то умрет от моей руки.

Со злостью замечал, что ищу ее взглядом. В моих мыслях только и крутилось что это гребное человеческое «а вдруг». На что я рассчитывал?! Зачем мне видеть ее? Узнать, жива ли она? Знал, что жива…

А когда услышал Бетховена, то убедился в этом окончательно. Эйки любила композитора, он иногда играл в перерывах между Мэнсоном и ребятами из Рамштайн. Я вслушивался в эти живые звуки. Как они прерываются, потом возникают снова. А потом все окончательно затихло и эта тишина давила на меня. Я стоял в этом долбаном зале и прикидывал, почему же она не играет дальше? Почему замолчала? Что заставило ее перестать играть.

Я вслушивался, даже когда понял, что именно делаю. Прислушиваюсь, пытаясь понять… узнать… Я хочу знать о ней.

Боги, как глупо лгать себе. Но ведь я лгу. Потому что признаться себе в этом — слишком для моей гордости, для моей чести. Но как же бессмысленно было думать, что отдав ее, я так же легко избавлюсь и от того, что испытывал все это время. От воспоминаний. От банальных чувств. Желание? Конечно, я хочу эту женщину. Хочу с такой одержимостью и страстью, на которую думал, что уже не способен.

Но ведь желание проходит быстро. Почти мгновенно. Тогда что это?