Упраздненный театр

В этой же квартире было отпраздновано новоселье. За большим столом расположились хозяева. Впервые вместе за одним столом: Шалико и Ашхен, и Мария, и Сильвия с Вартаном, и Ольга с Галактионом, и почетный гость давний знакомый Лаврентий, который нынче взлетел на головокружительную высоту, так что внизу его ждал в кадиллаке - шофер, а в прихожей - рослый охранник или ординарец. "Я на минуточку",- сказал он, входя в квартиру, и сел за стол. Они так и не сблизились, но давнее знакомство как-то обязывало, да он попросту и напросился, встретившись, узнав о новоселье. И вот явился. Пил кахетинское, раздаривал комплименты Ольге и Галактиону прочитал наизусть его стихи. Хохотал, с горечью посетовал, что Миша и Коля откололись от народа, это же предательство, как это горько сознавать, Сосо очень огорчен, он там, в Москве, очень огорчен. Его белое лицо начало понемногу краснеть, наливаться. Потом он поклонился Марии и сказал: "Когда я вижу ваши глаза, мне хочется сказать вам: "Мама!", а потом по-грузински: "Дэда!", а потом по-армянски: "Майрик!"" Все было вполне пристойно и в духе застолья, но какие-то волны распространялись меж сидящими, и Шалико казалось, что это не ровный свет электрической лампочки под оранжевым абажуром, а пламя свечи, колеблющееся и неровное, окрашивает все лица, и поэтому нельзя угадать их подлинное состояние, словно они одновременно и смеются, и плачут, и озираются по сторонам. "Вы только посмотрите на них, крикнул Лаврентий с придыханием, - на этих двух сестер, на армянок этих! Какие они красавицы, клянусь мамой!- и слегка коснулся прически Ашхен, а другой ладонью - плеча Сильвии. - Ты счастливчик, Шалико: какая у тебя жена!" - и мрачно уставился на Вартана.

"А ты кто такой? А ты кто такой, что у тебя такая жена? А? Почему тебе повезло?.. Ты что, великий полководец или поэт?.." - "Я маленький продавец", - с трудом рассмеялся Вартан. Лицо Лаврентия расплылось в счастливой улыбке. "О, генацвале, - сказал он Вартану влюблен-но, - ты, видимо, замечательный человек, если тебя любит такая женщина!" - и поцеловал Сильвию в щечку. "По-братски, по-братски..." - сказал он.

Наконец он поднялся с утренней легкостью и пошел к выходу, помахав всем ручкой. Сильвия и Вартан отправились в прихожую проводить его.

"Зачем он приходил?" - спросила Оля, пожимая плечами. "На новоселье", - усмехнулась Ашхен. "А черт его знает", - растерянно сказал Шалико. Тогда Галактион судорожно ухватил полный бокал, осушил его и внезапно расплакался. Оле пришлось утешать его, разглаживая его кудри, а он повторял и повторял, плача: "Бедная моя Оля! Бедная, бедная..."

Застолье было недолгим и скоро забылось, хотя через много лет вспомнилось снова.

Через год непредсказуемая партийная судьба вернула Ашхен в Москву, и Ванванч снова утвердился в арбатской квартире на радость Жоржетте и Насте. А Сильвия металась с Лермонтовской на Грибоедовскую, чтобы подкормить Шалико или посплетничать с ним уединенно о том о сем и попытаться понять, наконец, суть этой чужой ей ситуации, от которой она все больше и больше зависела. "Вот ты сидишь там на своем партийном холме, а я тут верчусь, говорила она ему,- ты знаешь, что люди говорят? Они говорят, что так жить невозможно, понимаешь?" - "Откуда люди могут знать, как нужно жить? спрашивал он устало. - Они не могут знать..." - "Ну, конечно, это вы все знаете", - смеялась Сильвия. "Мы не знаем, но Маркс все знал", - парировал Шалико. "А голод на Украине? - спрашивала она зловещим шепотом. - Это ваш Маркс так хотел?" - "Понимаешь, - говорил он, - когда дитя растет, у него то ангина, то скарлатина, то коклюш, понимаешь? Это неизбежно. Потом все устроится. Мы не можем быть тряпками, понимаешь?"

Вот так и докатились до тридцать второго года, и, вдыхая сладострастными ноздрями неустойчивый запах мнимого благополучия и морщась от еще более дурных предчувствий, Сильвия не переставала дрожать за судьбу своей безумной партийной сестры и ее не менее безумного мужа, и за судьбу своей семьи, и за свою собственную. Вартан трудился продавцом в магазине; он, поверженный, был все так же добр и весел, и слегка выцветшая синяя шелковая косоворотка по-прежнему была ему к лицу. Сильвия умела падать, но при этом на заранее расстеленную соломку, и отчаяние не сгибало ее. Она, расточая свои чары, устроила Вартана старшим экономистом в торговое управление. "Пока они кормят голодранцев своими дурацкими лозунгами, думала она, имея в виду большевиков, - надо жить и жить..."

...Вот она и живет, и диктует учтивому Вартану, куда пойти, кому что сказать, что достать и куда отнести, и как распорядиться своим умением, обаянием, ловкостью. И пытается вот уже почти восемь лет вытянуть, освободить свою дочь из корсета - из этих скорбных рыцарских доспехов. И трепещет над внезапно постаревшим отцом.