Какого дьявола она ни разу не попросила Николаса провести экскурсию по его святая святых? С ее чувством направления она бы уже преодолела половину пути… Карен уткнулась в очередной тупик. Ее ноздри дрогнули, ощутив еле уловимый аромат одеколона. Знакомого одеколона — где-то совсем рядом находился Холт. Вот с кем-кем, а с ним она совершенно не горела желанием встречаться. Она не знала, какую игру ведет командор, но правила ей очень не нравились. Неужели он действительно пришел без оружия? Не ожидала от него такой глупости…
— Знаешь, — произнес Холт — так близко, что она втянула голову в плечи, а потом очень медленно опустилась на корточки. — Мы оба проиграли.
— Ты о чем?
Узкая юбка страшно мешала. Карен переместилась ряда за два от командора и без сожаления с ней рассталась.
— Мы оба мечтали разложить ее на столе… И оба проиграли.
— Неужели Эшли тебе отказала?! — с веселым недоумением спросил Николас. Рассмеялся. Карен краем глаза уловила стремительное движение — командор переместился на пару рядов вперед. А не заметил ли он ее тоже? И если заметил, понял ли, кто? Этак она невзначай может получить по затылку — от командора же.
— Увы, — грустно сказал Холт. — Я ведь тоже не молодею…
Ох, не кокетничайте вы, командор! Никто даже и думать не думал о вашем возрасте… Карен подняла руки и проверила крепления полок на прочность. Сделаны намертво. Пойдем по верху? У нее была привычка в каждом новом помещении находить варианты отхода и нападения. Тогда, в первый свой визит в архив Гарти, она и подумала насчет пустых верхних полок стеллажей.
— Хочешь сказать, ты теряешь сноровку, а, приятель?
— Очень на то похоже.
Николас засмеялся — он сместился куда-то влево.
— Ну, не так быстро, Алекс! Я вижу твою тень.
Карен поспешно опустила глаза. Тени не было, потому что не было света. Но кто знает, какие приспособления имеются у продвинутого архивариуса? А вдруг у него своя собственная паранойя — и своя собственная нитка?
И детектор движения.
И прибор ночного видения…
Карен преодолела пару рядов, стараясь не задеть головой светильники, и каждый раз замирая, прежде чем пересечь темное ущелье ряда. В носу чесалось от пыли, и ее пробрал нервный смех — надо посоветовать Николасу лучше следить за своим хозяйством!
— Алекс? — спросил Гарти — по-прежнему откуда-то слева.
— Я слушаю тебя, Николас, — отозвался командор.
— Тебе не кажется, что нас здесь все-таки больше, чем двое?
Холт помолчал.
— Надеюсь, это не крысы. Ненавижу крыс.
Я тоже, командор, я тоже, подумала Карен, свешиваясь в очередное ущелье. Особенно тех, которые перемещаются на двух ногах.
Или на колесах.
Где же этот чертов Гарти?
…Он оказался гораздо ближе, чем она думала.
Когда Гарти сдернул ее со стеллажа, она даже охнуть не успела. Да и не хотела. У него оказались очень сильные, тренированные руки и торс — недаром Николас столько времени проводил в спортзале. У Карен было преимущество в подвижности, у него — в устойчивости и силе. Схватка была молчаливой и очень короткой. Оба застыли, тяжело дыша, сплетенные странным полуобъятием-полузахватом. Карен не могла вырваться, но и Гарти уже не мог ее отпустить.
— Николас, — позвал командор. Все это время он чутко вслушивался, пытаясь понять, что происходит. — Николас, что там у тебя такое?
Карен начала молча мотать головой. Командор не должен знать, как глупо она попалась. Что так глупо попалась именно она.
— Я все-таки поймал крысу! — тяжело дыша, но торжествующе объявил Гарти. В голосе Холта появилось вежливое удивление:
— Вот как? И что же ты собираешься с ней сделать?
— Хм-м-м… пожалуй, это зависит от тебя, дружище.
Карен напряглась: Николас торопливо обшаривал ее одной рукой — искал оружие, но с… излишним пристрастием.
— Что ты там бормочешь? Я тебя не слышу, Николас.
— Я говорю: наша игра немного изменилась. Теперь у меня есть заложник.
В голосе командора послышалась усталость.
— Правил на ходу не меняют, Николас. Ты же знаешь управленческую установку насчет заложников…
— Да, конечно: взят в заложники — сам виноват, сам и выпутывайся. А если этот заложник…
Карен боднула его затылком в челюсть. Гарти прикусил язык, а Карен беззвучно ахнула от мгновенно усилившегося захвата. Он сейчас одним движением может сломать ей шею… Гарти шипел от боли над ее ухом.
— Заложник, Николас? — напомнили издали.
Гарти опять засмеялся, сказал — слегка невнятно:
— Тебя все-таки волнует судьба этой крысы?
— Да. Как и любого работника управления. Как и твоя, Николас.
— Ты знаешь, что я тебя ненавижу?
— Теперь — да, — медленно сказал командор.
— Думаешь, ты — мой благодетель? Вытащил меня из той перестрелки, а потом из петли — и я должен быть тебе за это по гроб жизни благодарен? За работу, за это… инвалидное кресло? А я смотрю на тебя — здорового, красивого, великолепного! Ненавижу!
Пауза. Командор сказал негромко:
— Можешь мне не верить, Николас, но я тобой всегда восхищался. Твоим упорством, мужеством, умом. Я иногда прикидывал: а если б тогда случилось наоборот… я бы, наверное, не смог.