Проблема распространения «голосования» как универсального принципа в принятии решений состоит в том, что становится все труднее увидеть преимущества – а не только недостатки – представительных институтов. Представительная демократия никогда не была только промежуточным этапом между античной прямой демократией и будущей демократией одного «клика». Она имеет свои собственные достоинства. Она сберегла для нас те беспримерные преимущества, которые давало разделение властей, и гарантировала сохранение либеральной природы демократической власти. Подобно тому как революции 1989 года ослабили демократии, сделав их статичными и скучными, цифровая революция трансформировала отношение общества к демократии, расширив применение принципа большинства на неполитические сферы жизни и подорвав легитимность институтов представительной демократии. Сейчас для большинства людей совершенствование демократии означает движение в сторону прямой демократии.
Метафоры XIX века кажутся пророческими. Когда французский историк и философ Эрнест Ренан определил нацию как «ежедневный плебисцит», он говорил как поэт. В наше время превращение существования нации в «ежедневный плебисцит» выглядит вполне реалистичным проектом. Поскольку выпуск какого-нибудь нового продукта компании Apple очень напоминает научно-фантастический роман прежних лет, нам вряд ли следует удивляться, если какой-нибудь активист уже сейчас занимается разработкой плана замены представительных институтов, таких как парламент, инструментами прямой демократии. Исландия предложила первый пример краудсорсингового проекта по созданию конституции. После коллапса национальной банковской системы и последующего за ним глубокого кризиса доверия к политическим институтам большая часть исландских политиков решила, что проведение краудсорсинга для написания новой конституции – единственный способ возродить демократию в стране, где люди были преданы своими лидерами. В настоящее время эксперимент продолжается, но можно ожидать, что инспирированный интернетом эгалитаризм и краудсорсинг станут важнейшими факторами движения по реформированию демократии. Надо готовиться к новым смелым проектам, в которых люди будут использовать краудсорсинг и безотлагательное голосование не только для совершенствования институтов представительной демократии, но также для их замены.
Представим конституционный проект, согласно которому в день инаугурации вновь избранного президента в его тело имплантируется бомба, и эта бомба соединена со смартфонами всех граждан, имеющих право голоса. После каждого принятого президентом решения избиратели нажимают кнопки «да» или «нет», чтобы сообщить, согласны они или нет. Если более чем в трех случаях количество ответов «нет» будет выше, чем количество ответов «да», бомба автоматически сработает. Можно ли представить, что президент не будет заинтересован в получении голосов большинства? Конечно, нет. Но можно ли считать такую страну демократической?
Вследствие двойного давления на демократию со стороны «нормализующих» импульсов 1989 года и стремления цифровой революции «сделать демократию реальной» наша нынешняя политика превратилась в игру надежды и отчаяния. Завершение эпохи холодной войны, как известно, переживалось как конец света ностальгирующим поколением 1989 года, тогда как обещание цифрового рая настроило молодое поколение весьма критично ко всему, что оно воспринимает как вчерашнюю демократию (все это не так уж сильно отличается от старых битв между старыми и новыми левыми). Политика определяется демографическим воображением (страхом, что мы теряем наш мир) и технологическим воображением, которое обещает построить такой мир, какой мы только захотим. Пространства для проведения подлинной политической реформы больше не существует. Нас спрашивают, хотим ли мы защитить демократию прошлого или принять демократию будущего. И хотя мы утратили то, что нас объединяло, сейчас мы связаны больше, чем когда-либо раньше. Подъем нового популизма на Западе невозможно понять, если мы не принимаем в расчет игру между подогреваемыми демографией страхами утраты сообщества и поощряемыми интернетом надеждами на обретение сообщества свободного выбора. Антииммигрантские реакционеры и технологически мыслящие сторонники прогресса, скорее всего, будут определять будущее нашей демократии.
Живое и мертвое
Следующий по порядку насущный вопрос: почему правительства не смогли вернуть общественное доверие после Великой рецессии 2008 года, несмотря на то что рынки действительно обрушились?