upload

Применяя различные методики диагностирования, они убедились, что причиной всему являлся шрам Гарри, образовавшийся во время попадания в него убивающего проклятья, прошедшего через магическую ауру Тома. Напрашивались выводы – вполне логичные и частично подтвержденные результатами исследования данного вопроса, на протяжении нескольких лет интересовавшего и Тома, и Гарри. Авада Кедавра, достигшая лба маленького Поттера, кроме силы ненависти Дамблдора, принесла с собой еще и слепок магии Тома Риддла – главы рода Певереллов. Это она – магия рода – уже тогда опознав в мальчике наследника, сберегла ему жизнь. По сути, Том в далеком восемьдесят первом пострадал не от заклинания Авада Кедавра, а в конечном счете от родовой магии, наказавшей его за покушение на наследника. Дамблдор, произнесший заклинание убивающего проклятья, послужил причиной, запустившей цепь событий, в итоге которой Тому пришлось пережить муки из-за магического отката за попытку убить своего наследника. За попытку, которую он не совершал. Однако Магии все равно, кто был инициатором, она опознала магическую подпись Тома в потоке принесенной заклинанием силы, коснувшейся лба Гарри, и приняла меры. Убивать главу рода она не стала – подобным не разбрасываются, но наказала примерно и основательно, взяв энергию для сохранения жизни ребенка у Тома. Поэтому Риддлу и пришлось тогда так долго восстанавливаться – родовая магия сопротивлялась и словно не хотела ему помогать.

Именно такие выводы казались наиболее подходящими для того, чтобы увязать все события, случившиеся в доме Поттеров, и их следствия в единый узел. Хотя все же утверждать наверняка, что все было исключительно так, а не иначе, не взялся бы ни один волшебник. Возможно, у Магии имелись свои резоны, чтобы связать Тома Риддла и Гарри Поттера – кто знает?

Но как бы там ни было, сейчас, рассказывая Тому о выходке Дамблдора, Гарри, сидя в его объятиях, восполнял затраченные силы ускоренным темпом – он планировал еще за ночь зачаровать хотя бы один амулет. Том тоже был рад возможности побыстрее восстановиться после дня, проведенного в лаборатории. Несмотря на столь потребительское обоюдное отношение к физическому контакту, оба – и Том, и Гарри – были рады возможности побыть рядом и по другой причине. Симпатия, взаимное притяжение, любовь – как ни назови то, что разгоралось между ними, оно существовало и заставляло их стремиться друг к другу, выводя на новый уровень отношений – сердечный, интимный, все больше обретающий сексуальную окраску. Оба это понимали, но говорить вслух на эту тему не решались, дожидаясь то ли более подходящего момента, то ли надеясь, что все разрешится само собой. Том мудро не торопил события, а Гарри, не имея достаточно жизненного опыта, все еще сомневался в собственной оценке происходящего с ним. Ведь он с самого детства привык, что присутствие Тома рядом всегда воспринималось им несколько иначе, чем близость других волшебников, даже Снейпа.

Салазар не сводил с них глаз. Будучи волшебным портретом, он с интересом и затаенным восторгом следил за тем, как идеально сплеталась личная магия этих двоих. Уж у него-то не было сомнений в том, что никуда Тому и Гарри друг от друга не деться, так же как и Северусу от них.

========== Глава 29 ==========

Каникулы, праздники и выходные имеют одну общую не слишком приятную черту – они заканчиваются. Учебный год, дав возможность обитателям Хогвартса продлить отдых на несколько дней, все же взял бразды правления в свои руки, отправив всех в классы. Пятому курсу повезло познакомиться с новым преподавателем ЗОТИ в первый же день занятий.

Студенты в аудитории привычно галдели, особенно старались гриффиндорцы, однако и слизеринцы не сильно отставали от них, строя предположения, почему учащиеся двух других факультетов, у которых урок ЗОТИ уже прошел, выглядели так, словно с ними поделился своими тайнами сам Мерлин. За собственными разговорами они пропустили появление за преподавательской кафедрой невысокой полноватой женщины со снисходительной улыбкой на лице, одетой несколько непривычно – в костюм вместо принятой для преподавателей классической мантии, к тому же его тускло-розовый цвет вызывал ассоциацию с чем-то весьма несерьезным. Профессор Амбридж, после того, как первого сентября министр магии представил ее студентам и персоналу школы, в Большом зале Хогвартса появилась за завтраком лишь сегодня утром. Так что за это время мало кому представился случай составить о ней более-менее обоснованное представление. Разве что кто-то был знаком с ней ранее. Не воспринимая пока еще профессора Амбридж всерьез, большинство было не готово к ее строгому замечанию, твердо произнесенному довольно сильным и хорошо поставленным голосом: