― Нам надо заехать за цветами, ― сказал он мне.
― Угу, ― пробормотала я в ответ, разглядывая себя в зеркало.
На мне была дорогая белая блузка, черная юбка-карандаш и туфли на небольшом каблуке.
Эти вещи я купила пару недель назад в одном испанском бутике. Волосы я завила плойкой,
чтобы придать им дополнительный объем, и оставила распущенными. На губы нанесла
полупрозрачный бледно-розовый блеск и слегка подкрасила ресницы. Этого было достаточно.
В отражении я заметила на себе задумчивый и немного грустный взгляд папы.
― Ты красивая, ― сказал он и горько вздохнул.
Я улыбнулась.
― Спасибо, ― еще раз бегло оглядев себя в зеркало, я развернулась на сто восемьдесят
градусов и взяла с кровати телефон. ― Я готова.
― Тогда пойдем, ― папа выскользнул за дверь.
***
Я нервничала. Сильно.
Раньше никогда особо не наблюдала за собой такой нервозности, но в этот раз все было
иначе, и я не знала, почему.
― Доброе утро, Михаил Валерьевич! ― весело поприветствовала я седовласого мужчину,
который сидел за стойкой ресепшн.
Он, широко улыбнувшись, помахал мне рукой.
― Привет, Алина! Ты такая красавица! Только глянь на себя! ― я захихикала, а взгляд
Михаила Валерьевича переметнулся на папу, который шел впереди и о чем-то усиленно думал.
― Наверно, у вашей дочери нет отбоя от поклонников, так, Александр Андреевич?
Папа рассеянно посмотрел на мужчину и улыбнулся.
― Да, ― ответил он запоздало.
Поклонники.
Тема мальчиков была для меня закрытой. У меня еще не было парня. Во-первых, мне
всего пятнадцать. Еще все впереди, и, в отличие от своих сверстниц, я не стремилась
торопиться. Во-вторых, папа всегда говорил, что учеба должна быть для меня на первом месте.
От этого зависит мое будущее. Но с этим проблем никогда не возникало. Я твердая отличница.
В-третьих, я не жаждала кидаться в объятия любви. Знаю, я еще недостаточно взрослая и
совершенно не имею опыта, чтобы рассуждать и заявлять об этом, но я разочарована в этом
чувстве. Правда, если любовь упадет ко мне в руки, я не стану от нее отказываться. Наверно…
Папа широко распахнул тяжелую дверь, позволив мне выйти. Как только мы оказались на
улице, я пожалела о том, что не взяла пиджак. Было холодно, но туман почти рассеялся.
Я обняла себя руками.
― Замерзла? ― спросил папа.
― Немного, ― ответила я.
Автомобиль отца ― черный «Мерседес-Бенс» S-класса ― уже стоял перед домом.
Подойдя к машине, я наклонилась вперед, чтобы поприветствовать водителя ― Павла, но его
не оказалось на месте. Выпрямившись, я устремила непонимающий взгляд в сторону отца,
который обходил «Мерседес», направляясь к водительскому месту.
― Ты поведешь? ― удивилась я.
― Я дал Павлу выходной, ― пояснил он.
6
― О.
Я получила очередную порцию удивления.
― Садись, Алина. Холодно.
Я открыла дверцу и запрыгнула на переднее сидение рядом с папой. Он завел автомобиль
и включил обогреватель. Через минуту мы стали отъезжать от дома. Я прислонилась головой к
боковому окну и стала смотреть на мелькающие здания просыпающегося Санкт-Петербурга.
Мы ехали в полной тишине до первого цветочного магазина. Я стала засыпать, когда
машина резко затормозила. Папа побежал в бутик, а я осталась ждать в салоне. С каждой
минутой, которая приближала меня к школе, мое сердце билось все быстрее и быстрее.
Волнение нарастало в груди. Но ведь мне не о чем волноваться, потому что у меня идеальный
образ.
Я ― Алина Воронова. Самая популярная девочка в классе, и одна из популярных в школе.
У меня куча друзей, меня уважают и хвалят учителя, на меня обращают внимание мальчики, со
мной хотят дружить девочки… Я ― воплощение идеальности и уверенности, как все считают.
Так почему мне так страшно?
Возможно, потому, что однажды мне надоест строить из себя самую хорошую девочку в
этом мире, и я просто сорвусь? Но я не хотела, чтобы кто-то видел меня настоящей. Я не хотела
показывать людям свои проблемы и слабости, потому что тогда они задавят меня. Ведь проще
общаться с человеком, у которого все хорошо, чем с тем, кто страдает от проблем.
Да и какие могут быть проблемы у избалованной девчонки, верно? Ведь у нее есть все, но
это все ― ненастоящее.
Мои размышления прервал папа. Он громко захлопнул за собой дверцу и положил на
задние сидения огромный букет красных роз. Это для Елизаветы Григорьевны ― моей
классной руководительницы. Эта женщина никогда мне не нравилось, но для хороших оценок
приходилось делать вид, что я ее безумно люблю.
― Я же включил обогреватель, ― пробормотал папа. ― Тебе все еще холодно?
Я дрожала, но не потому, что замерзла. Это была дрожь волнения.
― Нет, ― сказала я. ― Просто немного переживаю.
Папа изогнул правую бровь, но взгляда на меня не перевел, продолжая сосредоточенно
смотреть на дорогу.
― Ты переживаешь? Прости, я не ослышался? ― он усмехнулся, а я закатила глаза.
― Это не смешно, ― буркнула я.
― Ты же моя дочь. Ты не можешь переживать из-за такой ерунды, как первое сентября, ―
сказал папа.