несколько ребят разняли их. Хранитель прочел участникам драки поучительную лекцию. Виолетта, воодушевленная тем, что меня нет, пыталась клеиться к Косте. Он снова отшил ее. Но она все равно
не отступила, и тогда Костя сорвался на нее, и они, вроде как, поругались… Мне хотелось
прикончить призрака, из-за которого я пропустила это зрелище. За их разборками наблюдал Бур
издалека и ехидно посмеивался. Костя заметил это и полез в драку с ним. Хранитель наказал их
совместной работой в читальном зале. Они должны перебрать книги в восточном крыле и поставить
их в алфавитном порядке, на что оба отреагировали бурным негодованием, однако спорить с
Хранителем никто не осмелился.
А так же Костя сказал пару словечек о моем состоянии, и Роберт Александрович разрешил мне
отдыхать до тех пор, пока я полностью не восстановлю силы.
На это потребовалось несколько дней.
Я не думала, что мой процесс выздоровления настолько затянется. Но на четвертое в утро своего
лечения сном в понедельник я была, как огурчик. Энергия переполняла меня, и я была готова
отправить в Иной Мир хоть сотню Заблудших за раз.
Я завтракала на кухне в одиночестве, так как мама ушла на работу пораньше, и подавилась
бутербродом, когда вошла Аня. Бодрая и улыбающаяся, она танцующей походкой прошла к
холодильнику и, заглянув в него, достала бутылку газировки. С отвисшей челюстью я наблюдала, как она ставит «Фанту обратно» и берет кастрюлю с капустным супом, который я приготовила вчера
вечером.
— Ну и долго ты на меня так смотреть будешь? — ставя тарелку в микроволновую печь, спросила
Аня. — Я ж не приведение.
Хах. Как раз если бы я увидела приведение в восемь утра на кухне, то не удивилась бы так сильно, как живой сестре, одетой в короткое, летнее платье голубого цвета. Она куда-то собралась?
Я пришла в себя через минуту и закрыла рот. А еще с ломтика хлеба стекло клубничное варенье, и
несколько капель впиталось в светлую ткань джеггинсов. Ну конечно… как утро могло начаться без
происшествия.
Проворчав ругательство, я вышла из-за стола и остановилась у раковины.
— Косорукая, — смеялась Аня.
— Не смешно, — я стала оттирать пятнышки.
— Мне всегда весело, когда у тебя неприятности, — с искренним удовольствием парировала сестра, хлопнув меня по спине.
Плотно сжав губы от обиды, я дернула плечом, и Аня убрала ладонь.
— Ой-ой-ой, какие мы злые.
Рано или поздно, мое терпение лопнет.
— Куда пойдешь? — холодно спросила я, стоя спиной к Ане, плюхнувшейся на стул, на котором я
сидела.
— Развлекаться и купаться с друзьями на речку. Ты же знаешь, что такое «развлекаться» и «друзья», так ведь?
— Конечно, знаю, королева остроумия.
— Вау, наша правильная Женя научилась сарказму? Не дай Бог сегодня пойдет дождь. Я планирую
хорошенько оторваться со своим новым парнем Антоном. Ой, прости. Наверно, зависть пожирает
тебя изнутри, что я не одна, а ты никому не нужна, да?
Я сжала руки в кулаки и склонилась над раковиной.
— Хватит быть такой стервой, Аня, — процедила, обуреваемая раскаленной злостью.
Сестра звонко рассмеялась.
— Ты, правда, считаешь меня стервой? Спасибо за комплимент.
Больше всего меня поразило то, что она говорила абсолютно серьезно.
— Что в этом хорошего? — я резко развернулась к ней. — Чему ты радуешься? Ты огрызаешься, ерничаешь, никого не уважаешь, и себя в том числе! Ты считаешь, что выросла, но ведешь себя, как
маленькая, капризная девочка. Ты понятия не имеешь о том, что значит быть взрослой.
На ее лице не дрогнул ни один мускул.
— А ты, значит, взрослая? — Аня растянула губы, накрашенные ярко-розовым блеском, в ничего не
выражающей улыбке.
Я раздраженно выключила воду и подошла к ней.
— Прекрати быть злой.
— Почему? — она вскинула руками. — Почему я должна становиться той, кем не хочу быть? И ради
кого? Ради тебя, что ли?
— Не только. Ради мамы.
Аня закатила глаза.
— Ради папы, — мое сердце замерло.
Она вздрогнула.
— Сдались вы мне… все, — пробормотала, отвернувшись от меня.
— Не говори так, — я покачала головой.
Аня выдвинула вперед упрямый подбородок.
— Как хочу, так и буду говорить. И вообще, отойди. Ты вторгаешься в мое личное пространство.
Вот значит как?
Я хлопнула ладонью по столу и наклонилась к сестре.
— Думаешь, ты ведешь себя круто? Ни черта подобного, Аня. Пытаясь убедить всех вокруг, что у
тебя все хорошо, ты лишь доказываешь, насколько все плохо.
— Заткнись, — зашипела она.
— Нет. Ты выслушаешь меня. Ты не умеешь лгать. Я вижу тебя насквозь. Я терплю все твои
выходки только потому, что понимаю. Я тоже потеряла отца, — мой голос сорвался на шепот. В
глазах сестры застыли слезы. — Я скучаю по нему. Не проходит и дня, чтобы я не думала о нем. Я
знаю, что тебе больно не меньше, чем мне, но… ты не можешь портить свою жизнь. Папа любил нас.
Он хотел, чтобы мы выросли хорошими людьми. Он старался делать все для этого. Работал, как
проклятый, чтобы мы ни в чем не нуждались. Он играл и смеялся с нами, когда валился с ног от
усталости. Он никогда не забывал о наших желаниях, — я смахнула слезу. — И ты не смей забывать
о том, чего хотел папа.