Это ощущалось ложью. Это была ложь. Он многим был обязан ей. И он был
наивным, полагая, что когда-нибудь освободится от своих долгов.
Он всегда был кому-нибудь чем-нибудь обязан.
- Но если ты когда-нибудь захочешь мне отомстить, дай мне знать.
В течение нескольких минут Ливви молчала, после чего повернулась к Калебу
лицом, - Мне не нужна месть, Калеб. Я не хочу кончить, как ты, позволив некой
хреновой вендетте разрушить мою жизнь. Мне просто нужна моя свобода. Я хочу
быть свободной, Калеб. А не быть чьей-нибудь шлюхой... даже твоей.
Как только он распознал искренность в словах Ливви, его глотку тут же охватило
пламя. Все это время она играла. Он знал об этом, неоднократно напоминал себе, и
даже нехотя уважал ее попытки... но все же, купился на это. Он заслужил каждую
каплю того, что получал. Он знал это, и ему было плевать.
Шагнув вперед, он оттолкнул Котенка со своего пути и стал ополаскивать свое
тело под охлаждающимися струями воды. Чувствуя взгляд Котенка на себе, он
отказывался признавать ее присутствие.
Ополоснувшись, он открыл стеклянную дверь, и, схватив полотенце, направился
в спальню.
- Ты уходишь! - вскрикнула Котенок, выбежав из душа и впившись в его руку.
С силой отпихнув ее от себя, Калеб продолжил свой путь в спальню.
- На сегодня у меня достаточно дел. В последнее время ты занимаешь слишком
много моего времени, - холодно сказал он.
На мгновение, он окинул комнату взглядом в поисках своих штанов, потом
вспомнил, что пришел сюда без них, потому как, отправившись в кровать, ему
пришлось столкнуться с ее ночными концертами.
Посмотрев на ее лицо, он увидел боль в ее глазах, готовую вот-вот скатиться
слезами. Она с трудом сглотнула, стараясь сдержать их в узде, и накрыла свою грудь
руками.
- Ты собираешься уйти... после
затерявшись где-то между гневом и болью.
При виде нее, внутри Калеба что-то сжалось. Он хотел поцеловать ее, и сказать
ей слова, которые остановили бы ее слезы; но потом одна эта мысль о том, что он
думал о таких вещах укрепила его решимость и злость.
170
- Думала что? Что, предложив мне свою маленькую киску, сможешь что-нибудь
изменить? Или что отсосешь мой член, а я за это дам все, что тебе, мать твою,
хочется?!
Его слова глубоко ранили ее, именно так, как он и намеревался. Он хотел
удостовериться, что никакого недопонимания между ними не останется.
Подойдя к ней, он поднял ее подбородок, на что она инстинктивно отпрянула,
пытаясь отстраниться от его руки. Он сильнее сжал ее, удерживая на месте.
- Хотя, думаю, было довольно мило, когда ты сказала, что любишь меня.
Под его взглядом, ее плечи поникли, и глаза медленно закрылись.
Он отпустил ее лицо, и она без истерик направилась к кровати. Положив голову
на подушку, Ливви свернулась калачиком.
Несколько мгновений он ждал, пока она что-нибудь ответит, но она не
произнесла ни слова. Спокойно подойдя к двери, Калеб открыл ее и вышел из
комнаты, даже не посмотрев в сторону Ливви.
Осторожно закрыв за собой дверь, Калеб по непонятной причине задумался,
почему он вдруг почувствовал себя таким опустошенным.
Обернутый одним лишь полотенцем, он направился к себе. Оказавшись на месте,
Калеб постоял с минуту, смотря в никуда, и позволяя стекающей с него воде капать на
пол.
Ливви сказала, что любит его, а он заставил ее почувствовать себя глупой. Его
сердце разрывалось при воспоминании о ее слезах. Он часто думал о том, что она была
красивой, когда плакала, потому как она либо переживала, либо боялась, либо
смущалась, но это было не то же самое - он, действительно, сделал ей больно. Она
тоже сделала ему больно.
Калеб не мог изменить того, кем он был.
Он уже давно не думал о Рафике. Он был слишком занят тем, что играл с Ливви в
идеальную семью. Слишком занят, чтобы подумать о долге, который ему следовало
вернуть, и почему он был в долгу перед ним. Возможно, в этом и была причина, по
которой, в последнее время Рафик так часто появлялся в его снах. Это было его
подсознание, напоминающее ему не растерять свой фокус. Он игнорировал его. Но
больше он не мог так поступать.
Позапрошлой ночью он видел сон, в котором говорил с Рафиком о смерти его
матери и сестры.
Калеб находился в кабинете Рафика, изучая английский алфавит и произнесение
каждой буквы. Он был горд обнаружить тот факт, что отдельными звуками он мог
составлять целые слова. Они становились все менее похожими на вереницу изогнутых
строчек и медленно, но уверено, он научился читать некоторые слова, не произнося их
вслух.
Рафик учил его английскому параллельно с испанским, так как в них
использовался один алфавит. Поначалу, это сбивало с толку, потому как они