upload

- Пятнадцать, но Малкольм заставляет говорить всем, что мне девятнадцать.

Когда я нахмурился и одернул руку, она подается вперед, почти взбираясь мне на колени.

- Но клянусь, я хороша! Одна из лучших здесь. Даже Малкольм говорит, что я его

фаворитка. Он говорит, что ощущение моей молодой, тугой киски похоже на рай и на вкус

я, как сладкое мороженное политое шоколадом. И лучше всех сосу в трех округах.

Желчь подступает к горлу, а мои глаза покалывает от ярости.

- Нет необходимости, моя дорогая. Нет необходимости беспокоиться об этом когда-либо

снова.

Я вскакиваю на ноги, окутанный дымкой ярости и пересекаю комнату, пока Варшан

заканчивает свою триаду.

- В следующий раз, когда твои девочки выдут за рамки дозволенного, я не просто вышибу

дверь, - предупреждает он его. - Понимаешь?

- Д-да, мистер Ви. Если я сам обнаружу, что кто-нибудь из моих девочек нарушает

правила, то сам лично прибью их, - запинаясь отвечает он, капли пота скатываются по его

жирному лицу.

Он с облегчением вздыхает, когда Варшан кивает и поворачивается, чтобы уйти.

Коротышка не знает, что Варшан это наименьшая его проблема.

- Послушай меня, ты, жирный мудак, - с шипением произношу я, подойдя так близко, что

могу уловить омерзительный запах его прерывистого дыхания. - Ты заканчиваешь

работать с несовершеннолетними девочками. И ты вернешь их в семьи плюс

компенсируешь все за то время, пока ты эксплуатировал их. Скажем, двадцать тысяч

долларов каждой, плюс добьешься того, чтобы они попали в приличные учебные

заведения. Разве так будет не справедливо?

- Что?.. Двадцать штук? У меня нет таких денег! - возмущенно визжит он так, что из его

рта летят отвратительные слюни.

- Ты меня слышал, ты, больной ублюдок. Двадцать штук. И если у тебя нет наличных,

тогда предлагаю тебе найти хорошего риелтора. У тебя три дня.

Я разворачиваюсь и иду прямиком к двери, где меня ждет Варшан с восхищенной

улыбкой. Я смотрю на молодую девушку с вьющимися локонами и киваю ей. Ее большие

карие глаза сияют от благодарных слез.

- Знаешь, не похоже, чтобы они хотели этого, - выкрикивает Малкольм у меня за спиной,

явно обезумев. Я останавливаюсь на пол шаге, прижимая к бокам дрожащие крепко

сжатые кулаки. - Они умоляли. Пизда есть пизда, и неважно, сколько ей лет. И если на ней

уже растут волосы, значит можно трахать.

Мой разум мгновенно переключается на Амели. Она могла быть одной из этих девушек.

Она могла быть девушкой с вьющимися, каштановыми волосами, униженной и

оскорбленной в таком нежном возрасте. Что если бы Малкольм был тем, кому задолжал ее

отец? Что, если ей пришлось предложить свое тело ему в обмен на жизнь отца?

- Знаешь, на секунду мне показалась…- Я поворачиваюсь лицом к его ненормальному

взгляду, слепая ярость затуманила мой разум. - Я действительно по-настоящему ненавижу

педофилов.

Я поднимаю ладонь, развожу пальцы, и тут же их охватывает синее пламя. Одновременно

у Малькольма отвисает челюсть и его конечности становятся неподвижны, он полностью

замирает.

Его мутные карие глаза наполняет ужас, когда он пытается бороться с невидимыми

оковами. Слюни отвратительно стекают с уголка его рта.

- Ш-ш-ш, - говорю я ему на ухо. - Не борись с этим. Скоро пройдет, ты, кусок дерьма. Ты

не сможешь больше издеваться над другими детьми. Сейчас... вместе с педофилами, я

презираю бесхребетных мужиков. И ты, дорогой Мальком, тряпка.

Давясь слезами Мальком бубнит что-то в ответ, когда я кругом хожу вокруг его уродливого

тельца. С десяток людей напряженно наблюдают, но ни один из них не заступается за

своего работодателя. У них нет ни любви, ни верности к нему.

- Да, да, я согласен, - киваю я, отвечаю на его неразборчивые стоны. Я останавливаюсь

перед ним и разглаживаю шелковистую ткань на его мясистых плечах. - Ты действительно

не совсем бесхребетный. Но определенно это можно исправить.

Рукой все еще покрытой синим пламенем, я проникаю во внутренности Малкольма,

прожигая жировой слой, ткани и жизненно важные органы.

Раздающиеся крики в особняке, маскируют его приглушенные стоны боли. Да, боль. Хоть

он и не может двигаться, но может все ощущать. Малкольм чувствует, как я прорываю

себе путь через его плоть острыми, как бритва когтями.

Чувствую, как кровь хлещет из зияющей дыры в его животе. И когда моя рука обхватывает

его позвоночник, он может почувствовать каждый, блять, позвонок, который я вырываю из

его тела.

- Совсем другое дело, ублюдок, - говорю я, бросая окровавленные кости на пол, когда

Малкольм делает последних вдох и оседает на пол кровавой кучей. - Вот теперь, ты

действительно бесхребетный.

Я оглядываюсь на испуганное лицо, уставившееся на меня.

- Вы все свободны, - выкрикиваю я, достаточно громко, чтобы эхо разлетелось по всему

большому дому.