Упавшие как-то раз

«Праздников в стране Западных ветров, — умиротворенно повествовал он, — ровно столько, сколько месяцев в году. Первое число каждого месяца — непременно какое-нибудь торжество. Возьмем, к примеру, чароний (по-вашему, ноябрь). Первого чарония король Юлий вместе со своей свитой чинно выезжает из дворца, чтобы лично внести лепту в развитие местной науки. Он посещает институты — их в городе всего три. Не обходит стороной и биохимическую лабораторию, что за городской чертой. А вечером во дворце не смолкает музыка, кружатся в вальсе директора институтов, пьют за здоровье и процветание заведующие кафедр. На пиршество Юлий обычно созывает всех, кто хоть сколько-нибудь связан с наукой или только готовится ступить на сей тернистый путь. Так отмечаем мы день Светлого ума. Или вот возьмем, например, вернилий (на твоем языке значит май). Первый день вернилия — праздник Ветра. Не знаю, как у вас во Франции, а у нас ветер — не безликое явление. Воздух, конечно, перетекает туда-сюда, этого никто не отменял. Но, хочешь — верь, хочешь — не верь, летают в вышине да таятся под покровом лесных крон дивные, незримые создания. Тучи пригоняют они, зонты из рук вырывают тоже они. А пару раз мне даже привелось слышать их неистовый хохот. В день Ветра горожане вместе с королем и его подданными дружно выходят в поля и запускают воздушных змеев. А потом, как издавна повелось, прямо на поле, под огромным шатром, дается бал. И тут уж все, кому не лень, — и простолюдины, и высшее сословье — пускаются в пляс».

Голос Арчи становился мягким, делался словно бы глуше. Глаза мои заволакивало пеленой, и на пороге уютно окутывающего сна я чувствовала нежное прикосновение пальцев к моей щеке.

На следующий день ему вздумалось навестить Эсфирь, и мне ничего не оставалось, как, прихватив Пуаро, следовать за ним к оперному театру. В шаге от театра, облицованный мрамором и «охраняемый» целым ансамблем гипсовых изваяний, высился ее особняк. Пуаро был решительно против столь раннего визита, и из его сумбурной болтовни я вынесла, что дома его ждет неотложное дело.

— Это какое-такое дело? — прищурился Арчи, услыхав ворчание моего питомца. — Наловчился писать пером — и сразу дела у него появились. Вишь, какие мы резвые!

Тот бросил на Арчи недружелюбный взгляд, насупился и замолчал.

— Ты, приятель, погоди дуться. Вот мы сейчас у Эсфири позавтракаем, новостями обменяемся — а там, глядишь, и братья-изобретатели подтянутся. Мне их о вашем воздушном агрегате порасспросить нужно.

— А я, — буркнул Пуаро, — может, вовсе и не желаю во Францию возвращаться! Что я там такое? Безмозглый пес, которому только спать да из миски лакать. Никакого разнообразия. А здесь я равноправный член общества. Что на бал, что в библиотеку — добро пожаловать.

— Да, тут я тебя понимаю, — ухмыльнулся Арчи. — Но что-то мне подсказывает, наша Жюли другого мнения. Согласись она обосноваться в городке — и я без малейшего зазрения совести отбросил бы заботы о летательном аппарате.

Он выжидающе поглядел на меня.

— Ну, уж нет, так не пойдет, — ультимативно заявила я. — Раз уж взялся помогать, так помогай до конца. Я хочу домой и свои планы менять не собираюсь.

Как бы ни пленяла уютом и зеленью страна Западных ветров, Франция (Париж, улица Перголеди, дом двадцать восемь «А» — повторяла я про себя в надежде, что, когда у меня окончательно отшибет память, эта информация останется хотя бы на ее задворках)… Так вот, Франция была для меня в тысячу раз милее и дороже.

Благодаря стараниям Арчи, который поставил своей задачей развлекать меня денно и нощно, ностальгия по вожделенному отечеству до поры до времени таилась и лишь изредка ненавязчиво давала о себе знать. Так, кольнет вдруг в лунную пору необъяснимое чувство грусти или возникнет при взгляде на румяный месяц странное томление в сердце. Я старалась не придавать этому значения. Скоро мой шар возродится гордым фениксом и мы с Пуаро навсегда покинем Мериламию. Навсегда… Очнувшись от раздумий, я обнаружила, что стою перед тяжелой деревянной дверью, а мой спутник, точно заведенный, дергает за шнур колокольчика.

— У меня уже в ушах звенит, — пожаловался Пуаро, потершись мордочкой о мою ногу. — Куда запропастилась хозяйка?

— Да-а, дружище, я тоже теряюсь в догадках, — озабоченно проговорил Арчи. — Назначено ведь было на сегодняшнее утро.

— Что назначено? — машинально спросила я.

— Утренний чай! — внезапно разбушевавшись, рявкнул тот. — Да где же ее леший носит?! Раз было договорено, так будь добра, отворяй! Ух, задам я ей — так обращаться со своим благодетелем!

Казалось, он вот-вот задымится от ярости. Точно подменили его — вишь какой взрывоопасный стал! Таких благодетелей лучше сторониться и без веской причины не тормошить.

— Знаете, сударь Стайл, отправлюсь-ка я, пожалуй, домой, — сказала я нарочито размеренным тоном. — Не хочу попасть под горячую руку. Да и ошпариться ненароком можно — у вас вон пар сейчас из ушей повалит.