Упавшие как-то раз

- К Доре, в лабораторию, - уверенно сказала я. – У нее добрая душа, и в ночлеге она не откажет.

На извозчика денег наскрести не удалось. Я на всякий случай приподняла и потрясла Пуаро. Тот с негодованием заметил, что он, вообще-то, не свинья-копилка и что, по здешним законам, меня следует судить за неуважительное отношение к согражданам.

- Ты пока что не гражданин, - сухо сказала я, опуская его на тротуар. – А у нас, между прочим, серьезная проблема. Как за экипаж платить будем?

- Давай сперва сядем, сделаем вид, что отсчитываем денежки, а когда прибудем на место, попросим в долг у Доры.

- Хорошая идея! – обрадовалась я. – Голова ты, Пуаро. Го-ло-ва!

На город надвигались сумерки. Солнце вынырнуло из-за плотной пелены облаков только на закате и пламенело теперь, зажатое между фронтоном оперного театра и сизым монолитом туч. Кружили над крышами черные, похожие на ворон птицы. Бесприютное, тягучее, как мазут, чувство одиночества пиявкой сосало внутри. В моей памяти, точно тающие льдины, возникли смутные картины прошлого: воткнутые в небесную синь шпили какого-то собора, изнемогающие от летнего зноя туристы с фотоаппаратами, залитые фонарным светом безмятежные улочки… Какие бы тяготы ни сопутствовали мне в прежних моих странствиях, я всегда ощущала чью-то незримую поддержку. Целый земной шар представлялся мне домом, где тебя согреют, приласкают и не дадут в обиду. Здесь же всё почему-то казалось чужим, обманным, бутафорским.

- Не раскисай, - сказал мне Пуаро, когда мы забрались в фаэтон. – Скоро кончатся наши скитания. Мой нюх сыщика говорит мне, что самое большее через час мы будем в тепле и уюте.

Извозчик лениво погонял лошадей да что-то напевал себе под нос, время от времени покрикивая в сторону громким басом и грозя кулаком кому-то невидимому. Пьяный в стельку.

- Да, час от часу не легче, - вздохнула я. – Посмотри, с кем мы связались! Это же сущий пропойца.

- Он свое дело знает, - убежденно отозвался Пуаро. – Ты вспомни наших французов-лихачей. Ведь половина же по трассе в нетрезвом виде гоняет. Особенно в праздники.

- Но до праздника еще… - я помедлила, -  два дня. Всего-то два дня! Эх, не видать мне нового платья, как своих ушей.

- Не о платьях сейчас нужно думать, а о том, как бы так исхитриться, чтобы нас на полпути не высадили, - прошипел Пуаро.

Скоро извозчик перестал мурлыкать свои песенки. Он то и дело оборачивался и зловеще шевелил усами в свете фонарей. То есть, если бы не фонари, нам от этих усов не было бы ни жарко ни холодно. А так даже Пуаро заволновался.

- Вишь, какие усищи отрастил, - говорит. – Такими только людей пугать.

Мы изо всех сил старались изображать из себя богачей-оригиналов, но, должно быть, выходило у нас не очень убедительно. Свернув на проселочную дорогу, возница зажег керосиновую лампу и осветил наши физиономии: что у одной, что у второго – доверия не внушающие. Пуаро мне потом так и сказал: “Никто с тобой сотрудничать не станет. У тебя на лбу написано, что ты личность сомнительная”.

- Платить будем? – заплетающимся языком пробасил усатый. – Я вас забесплатно катать, что ли, нанимался?

- У нас тут мелочь, мелочи много. Нарочно вам на выпивку собираем, - нашелся Пуаро. – Кто станет в кабак с невиями соваться! Для вас лимны в самый раз.

Извозчик покивал-покивал, пропыхтел одобрительно – и давай стегать лошадей. Однако, выехав из парка Сандару, вновь заартачился. Или раскошеливайтесь, или катитесь колбаской.

- Мне таких, как вы, возить не впервой, - прогудел он, приблизив качающийся светильник к самому моему носу. – Если пассажир не чешется, значит, гол как сокол. Зачем зря лошадок гонять? Лошадкам тоже отдохнуть надо. Им в стойло пора. А вы давайте, кыш отсюда! – гаркнул он, дыша на меня перегаром. Пуаро зарычал.

Некоторые, когда выпьют, становятся мирными, как овечки. А иным дай только побуянить. Наш извозчик был из числа последних. Поэтому я решила судьбу не испытывать и сойти на пустынной дороге. На пустынной, мрачной, унылой дороге…

Видать, суждено нам бродить неприкаянными. Коляска благополучно скрылась с глаз долой, затихли вдали удары конских копыт. Гнетущее безмолвие окружило нас темным, непроницаемым коконом.

- Хнычешь? – удивленно спросил Пуаро. – Нервишки сдали? Если еще не сдали, то посмотри во-он туда. По-моему, за холмом кто-то включил неоновую подсветку.

- У них же нет электричества, - прохлюпала носом я.

- Ну, вот и я говорю, странное дело. Такая загадка только великому сыщику по зубам!

У меня не было желания иронизировать, тем более что “великий сыщик” уже давно привык к моим язвительным насмешкам по поводу его выдающихся дедуктивных способностей.

Мы решили, раз уж нам ничего не светит, пойти да глянуть, что там за невидаль. Когда спустились в ложбинку между лугом и обочиной, нас окутало облако густых травяных запахов. Я промочила ноги в какой-то застоявшейся лужице, послав сгоряча и лужицу, и луг по известному адресу.

- Напрасно ты это, напрасно, - сказал Пуаро, одолев крутой подъем. – Если б ты видела то, что вижу я, живо взяла бы свои слова назад.