untitled

туры британского города Манчестера, инспирированной

«экста

зи». Они начинали с сетов в заброшенных заводских

це хах, оставшихся от индустриальной революции девятнадца-

того века и превращенных в источники уличного стиля конца

двадцатого, но сохранивших при этом мрачную инфернальную

атмосферу.

Мы целый час мерзли на улице перед входом в «Рокси», в

то время как бритоголовые парни в огромных куртках на меху

ходили взад-вперед, бормоча: «Ктопродастбилет-ктопродаст-

билет-ктопродастбилет». Как и на других концертах, мы ока-

зались едва ли не самыми старшими в зале. Поход на концерт

еще одной новой модной группы был едва ли не главным куль-

турным удовольствием нашей взрослой жизни. Эти впечат-

ляющие моменты экстатического единения с молодыми сто-

яли особняком в предсказуемом меню респектабельной куль-

туры — современные пьесы, выставки Ротко, опера, иногда хеп-

пенинги в клубах Kitchen или Knitt ing Fact ory. После концерта

мы вернемся домой к женам и детям и к нашему утонченному

меню из высокой, средней и низкой культуры, к тому, к чему

привыкли, но сейчас, в присутствии музыки, не вписываю-

щейся ни в какие традиционные рамки, мы ощущали себя как

никогда «живыми», элитарная культура никогда не вызывала в

нас такого чувства.

Наконец мы попали внутрь и прошли на танцплощадку.

Большинство стоявших там ребят были озабочены только тем, как правильно выбрать момент для принятия принесенных с

собой веществ, чтобы пик наркотического кайфа совпал с пиком

кайфа музыкального. После довольно долгого ожидания кто-то

вышел на темную сцену, и толпа встрепенулась. Начал пульси-

ровать зловещий ритм, словно выкачивая черную хлюпающую

жидкость из компьютера и выплескивая ее на зрителей. Затем

16

прозвучала семплированная фраза из песни Блэйка Бакстера, повторенная четыре раза: dabrothersgonnaworkitout («братьясэтим-

разберутся». — Прим. пер. ). После каждых четырех ударов в микс

включался новый компьютерный ритм, а в последней вещи поя-

вилась перегруженная гитара. Из-за того, что музыка была сде-

лана на синтезаторах, она обладала геометрической регулярно-

стью, позволяя интуитивно понять, куда направляются линии

саунда и в какой момент они сольются. Это напоминало чтение

сонета: ты ждешь определенную форму еще до появления содер-

жания. Происходило звуковое слияние: все ритмические вариа-

ции и искажения, до этого, казалось, несовместимые друг с дру-

гом, готовы были вот-вот сойтись во взрыве соединенного звука.

Мой друг повернулся ко мне и прокричал: «Сейчас будет

РЕАЛЬНО громко!..».

А потом что-то словно лопнуло, и на меня снизошло про-

светление в виде мощнейшего акустического удара в грудную

клетку, отбросившего нас назад, как кегли в боулинге. Мелька-

ющие прожекторы осветили волосы одного из музыкантов —

блондина, склонившегося над инструментом, — поймав его в

самый идеальный момент: в стремительном движении вверх из

субкультуры клубов, наркотиков и компьютеров в мейнстрим

музыкальной индустрии и канала MTV. Последний надеялся

объединить все поджанры техно и хаус-музыки в один боль-

шой жанр «Электроника», подобно маркетинговой катего-

рии «Альтернативная музыка», которая появилась благодаря

успеху «Нирваны». Уже через месяц Chemical Brothers будут вовсю

крутить на MTV. В один из безумных моментов того вечера я

обернулся и увидел, как позади меня в VIP-зоне приплясывала

Джуди Макграт, президент MTV.

Затем последовала еще одна вспышка, предварив появле-

ние поп-иконы нового типа: артиста со своей информационной

17

консолью, из которой хлещут звуки, стили, свет, идеи, нерв-

ная агония коры головного мозга, пытающегося поглотить

всю цифровую информацию, которая в него вливается. Жара

в клубе, сумасшествие толпы, воздействие косяка, только что

выкуренного нами, — все это способствовало мощнейшему

культурному переживанию, моменту «ноубрау» (nobrow) — не

высокой ( highbrow – дословно: высокобровый. – Прим. пер.) и не

низкой ( lowbrow – низкобровый. – Прим. пер.), и даже не сред-

ней (middlebrow) культуры, а культуры, существующей вообще

вне старой иерархии вкуса. Этот момент был еще свеж в моей

памяти, когда я спускался на эскалаторе на нижний уро-

вень мегастора, осторожно погружаясь в ванну Шума по пути

в отдел импортных дисков, где надеялся найти пластинку

с легендарными концертами Chemical Brothers в лондонском

клубе Heavenly Social.

На этом же уровне, справа от эскалатора, располагался отдел

классической музыки. Спрятавшийся за толстыми стеклян-

ными стенами от грубых звуков из соседнего отдела, где сальса, афро-галльские барабаны, регги и португальское фадо слива-

лись в какофонию под названием world music, он был андеграунд-

ным бункером старой элитарной культуры, ее последним при-

бежищем здесь, на Тайм-сквер. Тут часто показывали непло-

хое видео, обычно в нем присутствовал Джеймс Левин за дири-

жерским пультом или Владимир Горовиц за фортепиано. За

этими толстыми стеклянными стенами ощущалась академиче-