- Вот только носки и остались от прежней жизни! - криво засмеялся он, ища сочувствия, но глаза его уже затеплились блеском с той стороны. Заграничный трикотаж, все равно что медные! Да вот, не угодно ли пощупать... если не противно? - и приподняв бахромчатую часть, свисавшую на заплатанный штиблет, предложил глазами Илье Петровичу.
- Да, замечательно, - отметил строго Илья. - И как это они могут? Наука, высота!
- А позвольте и мне, - попросил о. Иона и, потрогав, сказал: - Злато и топазия! И как мы от них отстали...
- Ну так вот, - запел Манюкин, удовлетворя свое тщеславие. Жизнь буйно играла на его лице. - У меня редчайший случай из тех времен был, я вам его вплоть до интонации расскажу! - Посулив так, Манюкин пересел на свободный стул и попробовал плечами, плотно ли сидит. - Захожу летом как-то к Потоцкому, а он пасьянс раскладывает. Увидел меня: "А, Сережа!" - и лобызаться лезет. Ну, он меня в плечико, а я его вот сюда... - Манюкин ткнул себя куда-то ниже кадыка. - Мощной красоты был человек! Его потом солдаты укокали...
В этом месте Радофиникин почесался и прервал.
- Чешется... к чему бы это? - оправдывающимся шепотом сказал он.
- "Что это, - говорю, - у тебя, дорогое превосходительство, рисунок лица какой-то синий?" - продолжал Манюкин, бледнея чуть-чуть. - "А это, отвечает, - от тоски-горькой-ягоды!" "А что, - говорю, - за тоска? Чем тосковать, так ты лучше уж семечки шелушил бы!" "Да вот, - говорит, - купил кобылу завода Карабут-Дашкевича... Лошадь - верх совершенства! Дочь знаменитого киргиза Букея, который в Лондоне скакал, на всемирной выставке, семь медалей! а кубков... кубки потом отдельным вагоном доставляли!" "Ну так что ж?" - спрашиваю. "Да вот уж шесть воскресений усмиряем... в санях по траве объезжать пробовали. Не выходит, две упряжки съела!" Я же... - и тут Манюкин подбоченился - ...стою вот так, посмеиваюсь да Гришку по плечу потрепываю... Гришка-то? А Григорий Захарыч Ланской, правнук того, знаменитого! Мухобой, арап и пьяница, но дворянин, можно сказать, чистейшего мальтийского ордена! Даже матерщинка у него и то какая-то бархатная... - Манюкин уже разогнался, брызгался и уже не владел сверкающими глазами. - "Барабан ты, граф, - говорю, - право барабан. Гляди мне в лицо, заметно? Нет? А я, братец, вчера, три месяца не поспав, шесть, братец, мильонов золотом в один присест проиграл! Понял?" - И пальцем ему в нос щелкнул.
- А какой пробы?.. - спросил Буслов с видимым удовольствием.
- Мильоны-та? Пятьдесят шестой, как следует! - отмахнулся наотмашь Манюкин и мчал дальше, подобно необузданному коню, скачущему по долам, не блюдя головы своей. - "Шесть, - говорю, - мильярдов золотом... а разве я плачу? Гляди мне в лицо, разве я плачу? А ты уж и от кобылы сдрюпился. Эх, барабан, барабан! Ты бы сам-то сел!" А он только глаза заводит. "Куда ж, говорит, - она уж двух жокеев к чертовой матери отправила... Корейцу Андокуте руку съела, а Василью Ефетову, человек трех вершков, брюхо вырвала. А я ведь как-никак член государственной думы!" "Зубами?" спрашиваю. "Зубами!" - отвечает и синеет уж до полной безрассудности. "Тогда убей, - говорю, - чтоб не иметь позора!" "Жалко, - говорит, замечательного ритма лошадь. Часы, а не кобыла!" - Манюкин небрежно выставился грудью вперед. - А я, надо сказать, с четырнадцати лет со скакового ипподрома не сходил... пятнадцати лет я уж всех жокеев, наездников, барышников и цыган знавал... на восемнадцатом мне уж сам Эдуард Седьмой золотой кубок присудил с брильянтами, за езду! Я ведь колоссальной силы ездок, потому что я везде ритм ценю, гармонию! - Манюкин бодрой рукой погладил тощие свои икры. - И потом, уж прямо сознаться, с детства я обожаю красивых лошадей и резвых женщин... то есть наоборот, черт! Ну тут и забрало меня! О, я ведь экземпляр был! У меня размах, я не могу жить в свинстве. Что я в Париже, например, выделывал! Помню, раз голых француженок запряг в ландо, двадцать голов... на ландо гроб, а на гроб сам сел в лакированном цилиндре в шотландскую клетку, верхом... да так и ездил четыре дня по Парижу, красота! Впереди отряд дикой дивизии наигрывает на тубафонах, а на запятках полосатых негров этово... восемь штук. Президент, конечно, взбесился...
- Так разве бывают... полосатые? - с недоверчивой осторожностью осведомился Иона, косясь на меня.