Уносимые ветром

Это все равно, что вы позвонили б приятелю в соседний город, сказали б, что говорите из дому, и осведомились, что у вас дома новенького. Представляете, что подумал бы о вас ваш приятель! А тут — ничего. Пошелестев бумажками, отвечали, что объединение в целом с планом справляется.

Объединение в целом! Вы из кожи вон лезете, трудовые совершаете подвиги, но где-то на родственном предприятии бьют баклуши, и все ваши старания псу под хвост.

На одном из таких бесправных заводиков и мыкался Алексей Дмитриевич Танцорин. И вот круто вверх взлетел. Во главе того самого трехэтажного улья поставили…

Кто первым поздравил его? Разумеется, Пал Палыч. Один из многочисленных Пал Палычей, что населяли улей. В Москву позвонил, куда Танцорин отбыл в командировку, в гостиницу, но Алексей Дмитриевич принять поздравление отказался.

— Еще ничего неизвестно, — буркнул он.

— Известно, — возразил, не повышая голоса, (а расстояние полторы тысячи километров!) Пал Палыч. — Приказ подписан десять минут назад. Вам сообщат сейчас.

И действительно. Не успел Танцорин положить трубку, как раздался звонок из министерства. Просили срочно явиться…

Вот каким ясновидцем был один из будущих подчиненных новоназначенного генерального директора. А уж как специалист равных не знал себе. Наизусть помнил все кодексы, все инструкции, все приказы и положения. Беря кипу актов, коими заваливал клиент из-за плохой в основном тары, не спеша перелистывал их и откладывал в сторону. Там формулировочка неправильная, здесь подписи не хватает… И на этом, между прочим, экономил тысячи рублей. В трубу вылетели б на одних только штрафах…

Отправляясь в вышестоящие организации, предшественник Танцорина обязательно прихватывал с собой кого-нибудь из Пал Палычей. Тот скромно держался сзади. Но чуть что, и он тут как тут.

— Позвольте дать справочку?

И на полированный стол выкладывалась бумажка, которая мигом снимала все вопросы. Не было случая, чтобы такой спасительной бумаги не нашлось в кожаной, с молниями и монограммой папочке Пал Палыча.

Ни один мало-мальски существенный вопрос не решался без его участия. Распределение ли квартир, путевки ли, дефицитный ширпотреб для поощрения добросовестных работников… А так как, если на круг брать, добросовестно работали, в общем, все, то все рано или поздно могли приобрести, например, ковер (ковры еще были по записи) или купить на ярмарке, которая устраивалась для управленческого аппарата, разные модные вещички.

Все, повторяю, работали хорошо, но что ж кабачковая икра пропала (к тому времени она уже пропала)? Где маринованные огурчики? Почему деликатесный персиковый компот, изготовленный не из зеленых, а из зрелых, без-кожуры, персиков, продается лишь с нагрузкой? А ведь персиков у нас пруд пруди.

Танцорин тогда еще просто директор, рядовой и бесправный, клялся, что завалит магазины этой чертовой икрой. Что договорится — неважно с кем, — и ему сварганят машину для очистки персиков. Будет персиковый компот не хуже болгарского. Все будет. Только дайте, умолял, воли! Статус предприятия дайте! Чтобы свой счет в банке… Своя бухгалтерия. Развяжите руки!

Генеральный директор, тот самый, место которого Танцорин занял позже, ерзал и разводил руками. Не все, дескать, в моей власти.

Ах, не все? И Танцорин ничтоже сумняшеся дальше топал, в иные кабинеты.

Его всюду выслушивали со вниманием. Но тоже руками разводили. Ибо тоже, оказывается, не все было в их власти.

Однако оценили: с размахом мыслит мужик. И хватка вроде есть. И грамотный. Почему бы и в самом деле не дать ему воли?

Дали…

Все в тресте (то бишь трехэтажном улье) улыбались и переглядывались. Ну-с, думали, что дальше? Небось с дисциплины начнет?

Угадали. Но не только с дисциплины начал новый начальник, еще недавно слонявшийся по комнатам с разными просьбами для своего захудалого заводика. В первую же неделю выкинул он штуку, от которой управленческий аппарат впал в легкий шок.

Знаете ли вы, читатель, что бывает за нарушение ГОСТа? Даже случайное… Знаете. А уж если руководитель попрал его умышленно, и не раз, не два, а в промышленном, так сказать, масштабе?

Так вот, ГОСТ разрешал выпуск овощных и фруктовых консервов для детского питания лишь в 250-граммовой таре. А она — острейший дефицит. Зато полным-полно баночек 200-граммовых. Но изменить государственный стандарт — дело нешуточное. Тут не месяц и не два требуется. А конвейер простаивает… А сырье портится… И тогда-то Алексей Дмитриевич взял да и запузырил на свой страх и риск эти самые незаконные 200-граммовые склянки.

Пал Палыч, лицо собирательное, классифицировал данный шаг как акт административной отваги. С чувством пожал он руку дерзкого руководителя.

— Корсар! — протянул восхищенно. — Ну-у, корсар!

Когда же того вызвали на ковер, увязался следом и папочку, ту самую папочку с монограммой и молниями, прихватил. В самый критический момент она раскрылась — как бы сама по себе — и выпустила на волю пяток документов. Да, Алексей Дмитриевич нарушил букву закона, но ради чего? Ради общего дела. Вот, пожалуйста, цифры. И вот еще. И еще…