Unknown

– Да. Всё это кажется мне неправильным. Если бы ВЫ сказали Жанне… Вас она, может быть, послушает и поймёт, что Париж уже не её миссия…

Рене залпом осушил кубок, потом протянул девушке, чтобы налила ещё.

– А по-твоему, что она должна делать теперь?

Клод помялась.

– Мне кажется, Жанне лучше уйти. Вернуться в Домреми и просто жить.

– Почему?

– Потому что так будет правильно. Королю уже неловко чувствовать себя обязанным всем простой девушке. Он выглядит сердитым. Возможно, это от того, что коронация казалась чем-то несбыточным… окончанием чего-то в его жизни и началом нового… Но об этом новом он всерьёз не задумывался и сейчас не знает, что делать дальше. И Жанна не знает. Но ей кажется, что она не имеет права уходить, пока война не закончена, и мучает её только одно – нужна ли она ещё королю?.. Я думаю над этим со вчерашнего вечера, и, боюсь, ей страшно признать, что уже не нужна, но это… Это, кажется, так и есть…

Рене замер. «Нужна ли она ещё королю?»… Господи, конечно же нет! И это очевидно всем. Чудеса не вечны. Да и нужда в них уже отпала… Матушка почему-то была уверена, что Клод сразу подхватит знамя Лотарингской Девы, и явится чудом куда бОльшим. Но, что если она ошибалась? Может быть, эта чистая душа, которая смотрит сейчас на Рене с отчаянием и надеждой, была призвана лишь подсказать достойное завершение осуществлённого пророчества? Ведь любому ясно – всё, что начато, должно быть закончено. И, порой, красивое завершение возвеличивало даже провальные дела. А эта девушка всё и так уже подсказала…

Рене задумчиво вертел в руках кубок, не замечая, что проливает вино.

Даже при поверхностном размышлении ему становилось ясно, что уход Жанны, при должной его подаче, станет событием таким же необычным, как и её появление. А по смыслу… по явленному величию духа, может быть и превзойдёт его!

Новая эпоха? Та, которую так ждал Карл Лотарингский?

Да. Возможно.

Всех заботит набор устремлений весьма ограниченных. Власть, деньги и слава – вот три составляющих, которые, либо по отдельности, либо все сразу, являются конечной целью любого производимого действия. Есть, конечно, ещё и познание, но даже постигающие истину по сути своей тщеславны. А тут вдруг бескорыстие в чистом виде! Та, которая по мнению всего света уже заслужила и славу и почести, дающие богатство, а вместе с ним какую-никакую власть, – просто уйдет, фактически, не взяв ничего! Даже её дворянство в захудалом Домреми станет пустым звуком… Какой пример это подаст остающимся! При абсолютной вере в чудесную Деву, многие, ох, многие зададут себе вопрос: «А я-то что? Не погряз ли я в ничтожестве и не свернул ли с пути истинного, грабя, насилуя и предавая огню, или интригуя из-за мелочной цели?…».

Об этом стоило серьёзно подумать… И посоветоваться с матушкой, конечно.

Рене вернул Клод пустой кубок.

– Я понял тебя, – сказал он. – И разберусь.

Девушка потянулась за кубком, как вдруг лицо её переменилось.

– О, Господи! – испуганно прошептала она. – Вы знаете этого человека, сударь?

Рене обернулся.

Какой-то смутно знакомый господин в камзоле с гербом Шарло Анжуйского стоял совсем близко и, едва герцог повернулся к нему, согнулся в поклоне.

– Что вам угодно? – надменно спросил Рене.

Господин растянул губы в улыбке довольно наглой.

– Я хотел всего лишь передать поздравления вашей светлости с отменным ударом. И выразить восхищение…

– Что-то ещё?

– Это всё, ваша светлость.

– Тогда ступайте.

Господин поклонился и захромал прочь.

– Что тебе до него? – спросил Рене, снова поворачиваясь к Клод.

– Однажды он расспрашивал меня о Жанне и вёл себя очень странно. Говорил – и сам кое-что знает, но не сказал что именно… Он испугал меня.

Рене озадаченно посмотрел вслед колченогому. Нужно будет выяснить у Шарло, что это за господин. И, если понадобится, потребовать объяснений…

– Я разберусь, – повторил он, но уже с угрозой.

* * *

Ла Тремуй наслаждался. Запечённые в мёде яблоки отдавали приятной кислинкой и хорошо дополняли оставшийся во рту привкус от великолепного мяса и овощей. А вино, с бархатным оттенком Сомюрского винограда, ещё бродило молодостью прошлогоднего лета и приятно освежало после жары и пыли, налетевшей с ристалища.

Там без увечий всё-таки не обошлось. Какой-то рыцарь из тех, что называли себя странствующими, только что неудачно вылетел из седла. Его как раз приводили в чувство, и король, раз уж вышла такая заминка, пожелал отобедать.

– В моём шатре есть отличное вино, – шепнул Ла Тремуй архиепископу Реймса. – Не угодно ли будет вашему преосвященству его попробовать?

– Бургундское? – тонко улыбнулся архиепископ.

– Увы, – развёл руками Ла Тремуй. – Сегодня здесь всё Анжуйское.

И оба понимающе переглянулись.