Unknown

Треть английского воинства покинула место гибели двух тысяч своих товарищей меньше чем через час после начала сражения, оставив пленными многих знатных лордов. Шрусбери тоже было отказано в геройской гибели. Словно издеваясь, французские конники объезжали его, готового умереть, но не сдаться. И только когда все пятьсот лучников арьергарда были перебиты, барон де Ре подъехал к лорду почти вплотную и попросил его меч.

– Будь ты проклят, слуга дьявола! – по-английски прохрипел Шрусбери, швыряя оружие на землю.

Но барон его понял.

Смачно сплюнув на брошенный меч, он подобрал поводья и поскакал прочь, сказав на прощание:

– Не считайте себя моим пленником, милорд. Я беру только рыцарей, которые дорожат своим мечом, потому что клялись на его рукояти в верности Господу. Свой меч вы бросили, и для меня вы больше не рыцарь!

Шрусбери принял на выкуп какой-то безвестный дворянин, но Алансон решил всё же выказать почтение именитым военачальникам и откупил на себя и Талбота, и Шрусбери, и некоторых других.

– Победитель должен быть милосердным, – возвестил он громко, чтобы слышала и Жанна. – Мой король примет вас, как почётных пленников.

– Ну да, с которых он откроет счёт остальным…

Усмехнувшись тем, кто услышал его замечание, Ла Ир стянул с головы шлем и осмотрелся.

Перепаханное сражением поле было щедро засеяно английскими трупами.

– Хорошая работа, – выдохнул он.

На заляпанном кровью и пылью лице сверкнули зубы, обнаженные улыбкой.

– Это наш Азенкур, только без грязи…

Париж

(19 июня 1429 года)

Молчание в кабинете герцога Бэдфордского было тяжким и скорбным, как надгробие.

– Мы… потеряли… две тысячи солдат… Талбота… Шрусбери… И это… не считая… позора…

Слова падали в молчание, словно шлепки дождевых капель, предвещающих грозу.

– Каковы … ИХ… потери?

Кто-то почти всхлипнул:

– Около сотни, милорд…

– Около сотни?!!!

Тяжелый кулак грохнул по рукояти кресла раскатом грома.

– А я слышал, не больше пяти!

Налитые кровью глаза Бэдфорда, сверкающие из-под густых, нависших над веками бровей, делали его похожим на раненного зверя, готового наброситься на любого, кто подойдёт, несмотря на боль от раны…

– Мне!!! Надоела!!! Эта!!! Девка!!!

Герцог словно подписал приговор.

– Всякий, кто верит в её чудесную силу – глупец или предатель! Она такая же посланница Божья, как любой из вас! И не думайте, что у французов сил прибавилось каким-то чудесным образом! Всё это вызвано фанатичной верой и пустым страхом!.. Раньше я хотел просто сжечь французскую шлюху, как ведьму, без особых разбирательств. Но теперь не то! Теперь я желаю получить её живой и невредимой, чтобы устроить процесс для всей Европы! И я это сделаю! Я уничтожу проклятых бастардов и верну своё – то, что нам дал наш великий король Гарри, и что я не имею права потерять!

Присутствующие закивали. Некоторые украдкой вытирали глаза.

– До сих пор я считал французские победы случайностью..! Досадным стечением обстоятельств! Нелепостью, которая посылается нам, чтобы мы собрались и нанесли последний удар, который завершит эту давнюю тяжбу за престол..! Я думал, что много потерял под Орлеаном, однако, надеялся многое и возместить. Но вчерашний разгром при Патэ лишил меня всего!!! Вы понимаете, ЧТО означает это поражение?! Храбрость наших солдат окончательно пала вместе с теми, кто остался на том поле! И, если есть ещё надежда спасти положение, то, будьте готовы, милорды, идти к ней через унижение ещё большее, потому что я намерен просить помощи у Филиппа Бургундского!

Герцог переждал пока успокоится поднявшееся среди лордов волнение, помолчал немного, успокаиваясь сам, трудно сглотнул и продолжил:

– Мне донесли, будто девка собирается идти на Реймс, чтобы короновать своего б… бастарда, что, в сложившейся ситуации, для нас лучший исход. Путь на Реймс пролегает по землям Филиппа, и даже если он не сможет помешать, пускай, хотя бы, задержит французское войско, пока мы не соберём новые силы в Нормандии.

– А если французы пойдут через Париж на Нормандию? – хмуро заметил Саффолк, присутствующий на совете и подавленный более других.

– Я приму меры, чтобы этого не произошло – у меня есть средство. И другие меры, которые следует предпринять, тоже продуманы. Подати с наших земель в Нормандии и здесь будут увеличены, бОльшая их часть пойдёт на оборонительные укрепления Парижа, остальное на усиление и вооружение войска. Я привлеку к обороне Парижа всю местную знать – пускай раскошелятся! Но на всё требуется время, время и время, которое может дать сейчас только Бургундия.

Бэдфорд обвёл лордов тяжёлым взглядом.

– Чтобы хорошо замахнуться, следует отступить, господа. Победителя, сделавшего пару шагов назад, не осудит никто. Никто! Но только если он победитель… Так что, хотим мы, или нет, нам придётся убеждать Филиппа любыми средствами, вплоть до уступок везде, где он пожелает! И со всем смирением, о котором теперь придётся вспомнить, потому что сейчас мы не победители!

Герцог встал.