Unknown

Герцог и сам не понимал, почему ответил так резко. Ему ничего не стоило сказать Клод, что Жанна, хоть и находится в заточении, но живёт вполне сносно и пользуется самым искренним расположением, как супруги, так и сварливой тётки Жана Люксембургского. Обе дамы, смертельно скучавшие до сих пор в Боревуаре, были рады заполучить себе этакую пленницу. Ничуть не смущаясь обвинениями в ереси, они вели с Жанной беседы, сначала на богословские темы, (поскольку обе были чрезвычайно набожными, словно компенсировали этим беспринципность мужа и племянника), а затем и на темы более светские. Расспрашивали о дворе короля Шарля, которого Люксембургская тётка смутно помнила вечно сопливым, никчёмным мальчиком, которого она видела как-то в Париже, в соборе Нотре Дам на службе по случаю празднования первого дня Троицы. Мальчика тогда привезли из Пуатье, и он всё время жался за спинами старших братьев, больше похожий на бедного провинциального дворянчика, чем на королевского сына…

Филипп мог рассказать и о том, что из Рима, не официально и крайне пока осторожно, со множеством оговорок, поступали королю Шарлю намёки на то, что выкупить Божью Деву, принесшую ему славные победы и корону, необходимо во имя истинной веры и какой-никакой благодарности Господу за Его милости. А Бэдфорду, в то же время, намекали на недопустимость расправы с подобной пленницей, поскольку один раз уважаемое церковное сообщество уже признало, что она не еретичка! Но Филиппу казалось, что Клод тем вернее раскроется перед ним, чем меньше она будет знать о Жанне. И резкостью тона он пытался дать ей понять – хочешь что-то узнать, будь откровенной.

– Вопрос о Жанне решаю не я. Точнее, не я один, – сказал Филипп, досадуя на себя из-за того, что слова прозвучали не так веско, как хотелось. – Но твою судьбу можно решить прямо сейчас. Если ты поможешь, конечно, и не будешь отмалчиваться, когда я захочу что-то узнать.

– Мою судьбу решить очень просто, – ответила девушка безо всякой робости. – Отправьте меня к Жанне, так будет лучше всего.

– Я сам решу, что лучше.

Филипп посмотрел сердито – руки девушки начали теребить платье. Он хотел было подавить раздражение и снова вызвать в себе спасительную мысль о том, что девчонка всё-таки ничего особенного из себя не представляет, но передумал. Филипп слишком долго готовился к тому, чтобы сейчас заглянуть… Куда? В недра самого себя? Или ещё глубже – туда, откуда пришла в его тело бессмертная душа, стыдливо сморщившаяся сейчас под тяжестью герцогской мантии? Но, как бы ни было, он не смалодушничает и не отступит!

– Сядь, – приказал Филипп.

И сам тоже сел, борясь с желанием взять кубок с любимым бургундским и держаться за него, как за некую опору, потому что руки внезапно показались какими-то лишними.

Девушка осмотрелась. Единственным местом, куда она могла сесть, был стул с низким сидением, и высокой резной спинкой – слишком роскошный, а потому неудобный. Ей тоже, в первое мгновение, захотелось отказаться и попросить дозволения разговаривать стоя. Но что-то в голосе и тоне герцога подсказало, что больше всего сейчас он боится быть ниже её, поэтому Клод послушно села.

– Ты ведь была не единственной девушкой в той деревне, где росла Жанна? – начал Филипп. – Почему же пошла за ней только ты?

– Так было нужно, сударь.

– Нужно кому?

– Не знаю. Но по-другому поступить было нельзя.

– Может, ты тоже слышала какие-нибудь голоса?

Клод еле заметно улыбнулась.

– Что вы, сударь… Единственный голос, который я слышала, был голос Жанны. Мне хватило и его.

Руки Филиппа не знали, что им делать и сцепились между собой пальцами.

– Давай оставим в покое Жанну! Ты очень странная девушка, но не кажешься мне обычной глупой крестьянкой, которая бездумно следует за госпожой! Надеюсь, и я не кажусь тебе идиотом, которого можно обвести вокруг пальца, отвечая на вопросы так, как делаешь ты?! И перестань, наконец, теребить свой чёртов передник! Меня это раздражает!

Клод быстро расправила грубую ткань на коленях, сложила на ней ладони и подняла на герцога удивлённый взгляд.

– Сударь, я не понимаю, чего вы от меня хотите! – произнесла она мягко, почти сочувственно. – Спросите прямо, и я так же прямо отвечу!

Филипп вдруг глубоко задышал. Потом задал вопрос, по его мнению глупый, но единственный, который вертелся у него на языке:

– Кто ты?

Девушка, кажется, поняла. Она немного подумала и ответила, как и обещала – прямо.

– Я – Клод… И я же – Жанна.

Со стороны могло показаться странным, но именно этот малопонятный ответ герцога вдруг успокоил.

– Почему так? Это что-то означает?

– Крестили меня, как Жанну. Но деревья в нашем лесу… Не знаю, поверите ли вы, сударь, но они назвали меня Клод, и я верю, что так оно и есть.

Филипп, который готовился к чему-то подобному, не сразу смог подобрать слова к следующему вопросу.

– А разве деревья… Хотя – да… пусть. Но они как-то по-особенному разговаривают? Как ты могла понять, что именно «Клод»?