Unknown

– Жанна на позиции, среди своих солдат, сир, – мрачно произнёс Алансон.

– Это мои солдаты, – не оборачиваясь на него, заметил король. – Мои, твои, Бурбона… Девушка из деревни может называть своим только одного солдата – того мужа, которого дал ей Господь. Но, имея мужа она уже не девушка… Или она говорит «мои» о десятке солдат, и тогда она попросту шлюха… Вы так любите нашу Деву, герцог, а сами её только что почти оскорбили.

Повисла тишина. И теперь уже никому не захотелось смеяться, несмотря на то, что король явно желал шутить. На герцога Алансонского старались не смотреть.

– Так за Жанной послали, или нет? – спросил Шарль.

Бурбон кивнул своим оруженосцам, и пока посланные не вернулись, никто больше не проронил ни слова.

Жанна не знала, что ей делать. Об унизительном для короля и для неё самой письме Бэдфорда быстро стало известно, поэтому в войске не сомневались, что теперь-то сражения не миновать. Однако, очутившись лицом к лицу с неприятелем, девушка сразу почувствовала ту же растерянность, что и все.

Твёрдое убеждение, что идти следовало на Париж, и идти именно сейчас, мешало настроиться на предстоящее сражение должным образом. Особенно после того, как войско, то выступало из Крепи, то возвращалось обратно, словно не знало, на что же, наконец, решиться, и от этих сомнений сомневалось ещё больше.

Печальным во всём этом было то, что за советом Жанна ни к кому не могла обратиться. Герцог Алансонский, крайне обиженный, но пока ещё скрывающий свою обиду, так же, как она, прекрасно понимал необходимость стремительного похода на Париж. Но говорить с ним об этом не следовало. Иногда Жанне казалось, что он настолько верит ей, что готов ослушаться своего короля и выступить без его приказа. Герцог и сейчас, не будучи командующим, ещё может так поступить, скажи она только слово… Но так нельзя! Все они клялись, все принесли присягу на верность… Король, и без того, словно сторонится всех тех командиров, которые безоговорочно шли за Жанной, а если все они ещё и поступят вопреки его воле? Какой тогда смысл в этом её желании дать королю победу?

А самым тяжёлым было то, что Клод пришлось оставить в Крепи.

В последнюю ночь перед вступлением в город, когда стали лагерем на полях Виллер-Котре, она вдруг плохо себя почувствовала и, слабея прямо на глазах, потеряла сознание в шатре Жанны. Причем, в этот момент меч Девы – тот самый, найденный во Фьербуа – который она чистила, и на который попыталась опереться, падая, вдруг переломился…

К тому времени уже почти стемнело. В лагере было больше спящих, чем бодрствующих. Но, по счастью, караул возле шатра нёс Пьер Арк. Его перепуганная Жанна сразу и позвала. Велела спрятать обломки меча, никому ничего не говорить и немедленно отыскать хоть какого-нибудь лекаря. Напуганный не меньше самой Жанны, Пьер выполнил её приказ незамедлительно, притащив, правда, вместо лекаря армейского цирюльника.

Не считая, что тайна Клод стоит её жизни, Жанна велела цирюльнику осмотреть «пажа» и сделать всё, что возможно, чтобы его спасти. Но тот только подержался за безжизненную руку Клод, приподнял веки, потрогал пальцем выступившую в уголках рта слюну и сказал, что сделать ничего не может. «Кабы рана какая, – бормотал он, задумчиво почёсывая себя под давно не стираной рубахой, – а здесь ведь яд… Нет у меня снадобья, Жанна. Парня мне жаль, но, похоже, ему не повезло…».

Жанна накричала на лекаря – «Какой яд?! Кому могло понадобиться убивать эту невинную душу?!» – и велела ему убираться. Но, когда лекарь ушёл, рука Клод, которую она схватила и прижала к губам, была так горяча, что пришлось снова позвать Пьера. Парень с отчаянием посмотрел на сестру, потом быстро вышел. А спустя некоторое время в шатёр ввалился барон де Ре. В одной руке он держал горящий факел, другой тащил за шиворот своего собственного лекаря. Тот и не думал сопротивляться, но лицо у де Ре было такое, словно ему нужно было кого-то тащить. Он даже не спросил, что с Клод. Только подтолкнул к ней лекаря и вытянул руку с факелом, чтобы тому было лучше видно.

– Шкуру сдеру, если не вылечишь!

Лекарь, судя по всему, привычный к такому обращению, озабоченно склонился над Клод. Он тоже приподнял ей веки, пощупал пульс и, почему-то шепотом, расспросил Жанну о симптомах и о том, когда всё началось. Потом открыл пристёгнутый к поясу короб и быстро завозился в нём, перебирая какие-то мешочки и сосудики.

– Мне нужен помощник, – заявил, выудив напоследок медную ступку и пестик.

– Я помогу, – вскинулась Жанна.

Лекарь протянул её несколько крепких палочек и велел немедленно сжечь, а угли растереть в порошок так быстро, как только она сможет. Сам же занялся смешиванием содержимого небольшой глиняной коробочки с жидкостью из крошечного пузырька.

В этот момент Клод вдруг часто задышала. Из груди её вырвался тихий стон, который, делаясь громче и громче, постепенно перерос в судорожные хрипы.

– Скорее! – прикрикнул лекарь и засуетился вокруг Клод, стараясь приподнять её и повернуть на бок.

Через мгновение девушку вырвало, и она затихла.