Я следую за ней в гостиную, мое сердце уже бешено колотится. Я виновата. Коул сказал, что я должна держать рот на замке, но я никак не могу этого сделать. Эрин мертва. Шоу убил ее, я в этом уверена. Его нужно посадить в тюрьму, сегодня же, прямо в эту минуту.
Я следую за Джоанной в гостиную, где два офицера в форме уже допрашивают моих соседей по комнате. Джосс и Бринли только сейчас узнали, что тело Эрин находится наверху. Джосс повторяет: «
Санитары поднимаются по лестнице. Они не смогут помочь Эрин, но, вероятно, проверяют, чтобы убедиться. Я вспоминаю ощущение холодной, резиновой плоти Эрин, скованность ее суставов, и мой желудок делает медленное, тошнотворное сальто.
— Кто нашел ее? — спрашивает один из офицеров.
— Я, — отвечаю я, делая шаг вперед.
Офицер оглядывает меня, быстро и испытующе. Его спокойное лицо не выражает никакой реакции, но я уверен, что он знает, что я нервничаю, что я потею, что меня трясет от чувства вины, страха и абсолютного опустошения.
— Вы знаете, что с ней случилось? — спрашивает он.
— Нет, — качаю я головой. — Но я знаю, кто это сделал.
Десять часов спустя я торчу в комнате для допросов в полицейском участке.
За эти часы я несколько раз засыпала, настолько измотанная, что ни стресс, ни разочарование, ни жгучий черный кофе не могут заставить меня проснуться.
Каждый раз, когда я засыпаю, в комнату под каким-то неубедительным предлогом врывается полицейский, встряхивает меня и снова уходит. Так я узнаю, что они наблюдают за мной через одностороннее стекло, и понимаю, что я точно подозреваемая.
Офицер Хокс дважды возвращался, чтобы задать мне вопросы.
Я рассказала ему все, что знаю об Аласторе Шоу, но ничего о Коуле.
И мне чертовски хреново от этого.
Я сказала себе, что это не имеет значения. Коул не убивал Эрин. Он все время был со мной.
Но он убивал других людей.
Я прижимаю ладони к глазам, пытаясь отгородиться от унылой комнаты для допросов - холодного металлического стола, унылой чашки кофе из пенопласта, жирного блеска одностороннего зеркала.
Я помню лицо Коула в ночь вечеринки на Хэллоуин. Каким неподвижным оно стало и каким твердым, каждая черточка, вырезанная в плоти:
Он определенно пытался напугать меня.
Но это не значит, что он лгал...
Потому что он не бездушный монстр, каким бы он ни притворялся. Я вижу в нем гораздо больше, чем это.
Дверь со скрипом открывается еще раз. Это Хоукс, его форма выглядит не так безупречно, как утром, а щетина прочерчивает линию челюсти.
Он садится напротив меня, кладет папку на стол между нами.
— Вы нашли Шоу? — спрашиваю я.
— Да, я нашел его, — спокойно отвечает Хокс.
— И?
Я едва держусь в кресле - от нервов и воздействия мерзкого кофе двойной заварки. Я устала и нервничаю, не самое лучшее сочетание.
— Он узнал Эрин, как только мы показали ему фотографию. Но он говорит, что знал ее только по случайной встрече шесть недель назад. Он говорит, что с тех пор не видел ее.
— Он лжет!
— У него есть алиби, — категорично заявляет Хокс. — Прошлой ночью он был с девушкой. Мы с ней разговаривали.
— Тогда она тоже врет! Или она заснула, или... что-то еще, — слабо отвечаю я.
— Почему вы так уверены, что это он? — говорит Хокс, вертя ручку между пальцами.
Хоукс моложе сорока, у него атлетическое телосложение, очки в черной оправе и тщательно начищенные ботинки. Его тон вежлив, но он ни на секунду не обманывает меня. Я провела достаточно времени рядом с Коулом, чтобы понять, когда меня проверяют.
Медленно, словно в сотый раз, я повторяю, — Потому что Шоу - это тот, кто выкрал меня с улицы шесть недель назад. В ту самую гребаную ночь, о которой мы говорим, он трахнул мою соседку, а потом украл ее документы и выследил меня до моего дома.
— У меня здесь отчет о происшествии, — говорит Хокс, слегка постукивая кончиками пальцев по папке.
По моей шее пробегает жар, когда я вспоминаю прищуренный взгляд офицера Хреноголового - его оскорбительные вопросы и долгое молчание после каждого ответа.
— Этот коп был троглодитом, — сплюнул я. — Удивляюсь, как он мог печатать.
Не обращая на это внимания, Хокс замечает,— Здесь ничего не сказано о Шоу.
— Это потому, что я не знала, что это он, когда составляли отчет.
— Потому что вы никогда его не видели.
Мой румянец становится все глубже.