У меня хорошее воображение, и это то, чем я занимаюсь. Это то, что мне нравится. С тех пор как мне исполнилось три года, я всё себе мысленно представляю. То, как я оденусь в первый школьный день. Как на меня посмотрит какой-нибудь мальчик. То, как учительница в восторге улыбнётся яблоку, которое мама всегда просила брать с собой. Она говорила, что если положить кому-нибудь в руки яблоко, то взамен положишь себе в карман его сердце. Каждый раз, угощая всех яблоками, я чувствовала себя нелепо, но моя мама очень любит быть щедрой ко всем и всегда раздаёт вещи и даже объятия. Да! Она брала меня с собой на благотворительные мероприятия, для которых делала плакаты «БЕСПЛАТНЫЕ ОБЪЯТИЯ», и обнимала всех и каждого. Полагаю, поэтому я тоже большой любитель объятий. Просто они поднимают настроение. В любом случае, радовать людей и жить счастливой, беззаботной, насыщенной жизнью – это то, что я люблю.
— И где это будет стоять? — спрашивает Пандора, разворачивая прелестный стеклянный светильник.
— О, это маленькое сокровище предназначено для комнаты девочки, — говорю я, в третий раз за сегодняшний день проверяя все документы. — И этот старинный розовый туалетный столик, и это маленькое чудо, — я касаюсь носком туфли маленькой полосатой оттоманки, такой замечательной, что мне приходится прилагать все свои силы, чтобы не прижаться к ней. — Разве она не милая?
— Мило то, что ты постоянно вытаскиваешь свой телефон, как будто это живой тёплый щенок.
— Ох, потише! Я проверяю есть ли сеть.
Но с сетью всё… окей.
Хмм.
Странно.
Никаких сообщений. До сих пор.
Иногда парней нужно слегка подтолкнуть. Они пугливы. Случившееся между нами было слишком жарким. Грейсон мог одарить меня «тем самым» взглядом. А прямо сейчас сидеть дома и думать:
То есть, вполне возможно, у него могут быть такие же проблемы, как и у меня. Я не могу заснуть, не поиграв с собой пальцами. Так-то вот. Грейсон заставляет меня думать только о нём, о его коже, его прикосновениях, и я хочу этого…
Так что ради помощи ему, ради облегчения боли от маленького укола разочарования, которое начинает разрастаться в левой стороне груди, ради того, чёрт возьми, чтобы он
Должна ли я это делать?
Правила говорят, что не должна. Но я никогда не любила следовать правилам, и Грейсон тоже не похож на человека правил.
Что же мне делать?
Так хочется спросить Пандору, но уже ненавижу самодовольную ухмылку на её лице.
Пусть Грейсон узнает правду о том, что мне необходимо, чтобы он мне позвонил. Не хочу играть в игры. Только не с ним.
Тем не менее, я заставляю себя засунуть телефон обратно в сумку и напоминаю себе, что Рим построили не за один день, а между нами нет никакого романа.
— Мелани, — зовёт меня Пандора, её губы сжимаются в тонкую чёрную линию.
— Что? — невинно моргаю я и улыбаюсь.
— Посмотри правде в глаза. Он мудак.
— Нет.
— Да.
— НЕТ!
— Да…
♥ ♥ ♥
— От него ничего пока не слышно? — спрашивает Пандора.
Когда подруга подходит к моему столу, за которым я надеялась спрятаться от неё и её пристальных чёрных глаз, мне хочется застонать. Но сегодня случилось так, что у неё категоричная сердитая улыбка, а у меня хмурый взгляд.
В понедельник я не помнила своего имени и была на седьмом небе от счастья. Во вторник всё ещё была полна надежд и оптимизма, но спустилась с седьмого неба пониже. А сегодня не только вернулась на землю, но и сошла на пару ступенек вниз в чистилище, а может быть, и в сам ад. Мне известно лишь то, что сегодня четверг, и в течение уже нескольких дней о Грейсоне абсолютно ничего не слышно.
Я как последняя дура улыбаюсь, смотрю на свой телефон и чего-то жду, но, если быть честной, мой телефон в сумке словно тяжёлый, неподъёмный булыжник, и его молчание говорит о многом – о том, о чём Грейсон, вероятно, не имеет смелости сказать мне сам.
—