Я попал в тюрьму, а они каким-то образом нашли дорогу друг к другу. И все, что я чувствовал, это пустое чувство предательства. В основном я скорбел о потере одного из немногих людей, который всегда был на моей стороне: моего младшего брата. С тех пор я вообще не позволял себе чувствовать. А потом появилась Кира, которая всколыхнула во мне все эмоции и заставила меня признать потребности, которые я хранил внутри себя. Она держала меня в таком постоянном состоянии предвкушения, что я почти забыл, как сохранять безразличие. И как только я снова начинал возводить холодные стены внутри себя, она растапливала их своим теплом и жизненной силой. Каждый. Раз.
Кира, которая никогда не делала ничего наполовину.
Кира, которая страдала столько же или даже больше, чем я.
И вдруг я почувствовал себя еще меньше, потому что так ясно увидел, что, несмотря на сходство наших историй, несмотря на то, что ее жестоко обидели, Кира решила смотреть на мир с надеждой, оптимизмом и добротой, близкой к ошеломляющей. А я? Я замкнулся в себе и окружил себя холодностью, сосредоточившись только на своих эгоистичных желаниях. В отличие от моей жены, я был трусом.
Но я жаждал стать лучше. Жаждал быть достойным ее. И я хотел ее. Но не только ее тело. Боже, помоги мне, я хотел ее тело, да, но я хотел гораздо большего. Я хотел ее одобрения, хотел слышать ее мысли, хотел знать ее секреты. И я хотел продолжать рассказывать ей свои.
Я тяжело сел на кровать. Я любил ее. Красивую, завораживающую Киру, с ее огненными волосами и зелеными глазами. Киру, которая вернула меня к жизни. Киру, с ее сочетанием яростной непокорности и глубокой ранимости. Киру. Мою жену.
Шуги поскреблась в мою дверь и толкнула ее носом, рысью подбежав ко мне. Она издала очень тихий звук и, вместо того чтобы опустить искалеченную голову, положила ее мне на колено, глядя на меня своими проникновенными глазами. Я почесал ее за ухом.
— Хорошая девочка, Шуг, — сказал я, похвалив ее за то, что она нашла свой голос и была достаточно смелой, чтобы использовать его. — Когда я успел в нее влюбиться? — спросил я собаку, которую подарила мне жена, почесывая ее за другим ухом. Шуги не дала никакого ответа, кроме небольшого удовлетворенного поскуливания.
О, Боже, я любил ее. И я хотел ее любви. Жаждал ее. Это была боль в глубине моего сердца. И мне было страшно хотеть этого. Я не знал, как чувствовать эмоции, которые внезапно признал, и еще меньше знал, как подвергнуть их ее отказу.
«Сдавайся, мой мальчик. Отпусти.»
«Хотя бы раз наберись смелости и отпусти.»
Я опустил голову на руки, не зная, смогу ли я, не зная, смогу ли быть настолько смелым.
Глава 19
«Дом Бизли» был особняком 1902 года, который был превращен в очаровательную гостиницу, расположенную в нескольких минутах ходьбы от набережной реки в центре города. Именно здесь я жила уже почти неделю, одновременно зализывая раны и составляя список для предстоящей вечеринки на винограднике Хоторна. Я общалась с Шарлоттой по смс и знала, что все идет хорошо с проектами как внутри, так и снаружи дома. Шарлотта неоднократно предлагала навестить меня, но я отказывалась. Ценила это, но никто ничего не мог сделать для меня. И в конечном итоге будет только больнее, если я продолжу сближаться с людьми, которые были семьей Грейсона... а не моей. Я должна была начать отстраняться, чтобы в конце концов не оказаться еще более опустошенной, чем уже была.
Было показательно, что Грейсон даже не написал мне ни разу, не говоря уже о попытках позвонить.
В какой беспорядок превратилась моя последняя затея. Мне пришлось утешать себя тем, что конечная цель была достигнута. Я была финансово независима, обладала свободой, к которой так стремилась, а что касается Грейсона, то его виноградник был на пути к тому, чтобы снова стать действующим и, надеюсь, очень успешным.