— Ты им действительно нравишься, — замечает Джиджи.
— Почему ты так удивляешься?
— С твоим колючим поведением? Я думала ты будешь отпугивать животных, заставляя их в ужасе разбегаться.
Я наклоняюсь, чтобы почесать Дампи за ушами.
— Не-а. Мы понимаем друг друга. — Я смотрю на Бержерона. — Верно?
Хаски наклоняет голову, внимательно прислушиваясь.
— Ты уверен, что тебе будет нормально в комнате для гостей? — Спрашивает Джиджи. — Это единственный вариант, при котором мой отец позволил бы тебе остаться здесь.
Я хочу спросить, останавливался ли Кейс в комнате для гостей, когда приезжал, но я не хочу, чтобы это прозвучало так, будто я ворчу по поводу условий проживания. По правде говоря, я бы и ногой не ступил в спальню Джиджи, даже если бы ее родители расстелили перед ней красную ковровую дорожку. У меня нет желания умирать.
Словно прочитав мои мысли, она говорит:
— Да, Кейс всегда останавливался в комнате для гостей. Но если будешь хорошо себя вести, я позволю тебе прокрасться в мою комнату, когда все уснут.
— Сразу нет.
— Серьезно?
— Серьезно. Я не хочу, чтобы меня убил Гаррет Грэхем.
С другой стороны, судя по тому, как он хмуро смотрит на меня, когда они с женой возвращаются домой, очень похоже, что убийство случится, независимо от того, где я сплю.
— Мистер Райдер, — холодно произносит он.
— Пожалуйста, не называй его мистером, — приказывает Джиджи, закатывая глаза на своего отца.
Миссис Грэхем намного дружелюбнее.
— Добро пожаловать, Люк. Я рада, что ты проведешь Рождество с нами.
Она расплывается в улыбке, которая искрится в ее зеленых, как лес, глазах. И поскольку я не хочу поправлять ее за то, что она назвала меня Люком, полагаю, что на этой неделе я буду Люком, нравится мне это или нет. Потому что я ни за что на свете не сделаю ничего, что могло бы оттолкнуть Грэхемов.
— Спасибо, что пригласили меня, миссис Грэхем.
— О, пожалуйста, зови меня Ханной, — настаивает она.
Ее муж одаривает меня обманчиво приятной улыбкой.
— А меня можешь называть мистер Грэхем.
Так вот как это будет.
— Вам помочь с ужином? — Спрашиваю я, потому что официально пришло время начинать часть дня, посвященную неловкости.
Так всегда бывает, когда впервые проводишь отпуск с людьми. Я прошел через то же самое с семьей Оуэна, Линдли, Бека. Ты просто вроде как стоишь там, на самом деле не участвуя, но притворяясь. Это чертовски жестоко.
Мне всегда было интересно, каково это — куда-то вписываться.
Однако Ханна чертовски старается приобщить меня. Когда я предлагаю свою помощь, она заставляет меня нарезать овощи и чистить картошку на ужин, пока Джиджи и ее отец смотрят футбол в большой комнате.
— Ты же знаешь, что мог бы пойти посмотреть вместе с ними, верно?
Я бледнею.
— О Боже, пожалуйста, не отправляйте меня туда. — Я шучу только наполовину.
Она смеется.
— О, тише, на самом деле он не такой страшный.
— Мне нужно, чтобы вы подумали о том, какой он по-вашему страшный, а затем умножили это на пять миллионов. — Я тянусь за другой картофелиной, чтобы почистить. — Он защищает и брата Джиджи тоже, или только Джиджи?
— О, поверь мне, Уайатту тоже досталось. Есть причина, по которой он никогда не приводит девушек домой. Он сделал это однажды, когда ему было девятнадцать. Бедняжка провела выходные под допросом моего мужа, а затем улетела обратно в Нэшвилл и больше никогда не разговаривала с Уайаттом. В то утро, когда она уехала, Уайатт зашел в кабинет Гаррета, сказал:
Я хихикаю.
— Ладно, значит, я не единственный, кто напуган.
— Он потеплеет к тебе, не волнуйся.
Я позволяю себе на это надеяться, но тут появляется брат Джиджи, и внезапно на меня пялятся уже два чувака.
Уайатт и Джиджи — близнецы, и хотя я вижу сходство, различий больше, чем сходств. Его волосы более волнистые и имеют более светлый оттенок каштанового. У него зеленые глаза, как у его матери, в то время как у Джиджи серые. Джиджи невысокого роста. Уайатт нет — во мне сто девяносто пять сантиметров, и мы с ним почти смотрим друг другу в глаза. Он излучает атмосферу настоящего музыканта в своих рваных джинсах и черной футболке, с кожаным ремешком на одном запястье и несколькими другими браслетами на другом. Я не могу судить браслеты, поскольку ношу один и тот же шнурок на запястье с шестнадцати лет. По какой-то причине эта чертова штуковина так и не порвалась. Мы с Оуэном предполагали, что браслеты потеряются и отвалятся через несколько месяцев, но вот он здесь, пять лет спустя. Думаю, это кое-что говорит о нашей связи.
Ужин восхитительный, как и обещала Джиджи. Я почти ничего не говорю, несмотря на ее ободряющие взгляды. Единственный раз, когда все по-настоящему оживляется, — это когда мы обсуждаем выступление моего товарища по команде Остина Поупа на вчерашнем Чемпионате мира среди юниоров. На один восхитительный момент Гаррет Грэхем признает мое существование.