Я захлопываю дверь ванной под злорадный смех Куинна, звенящий у меня в ушах.
35
ПАУК
К тому времени, когда приносят еду, я успокаиваюсь до такой степени, что мне кажется, будто я нюхнул только половину бутылки кока-колы, а не всю.
Она может отрицать это сколько угодно. Она может придумать любую ложь. Но выражение тоски на ее лице, когда мы начали говорить об этом, навсегда запечатлелось в моей памяти.
Я впускаю парня из службы обслуживания в номер и подписываю счет. Даю ему на чай четыреста процентов, потому что, черт возьми, младенец Иисус с маслянистым крекером Ritz, Рейна Карузо хочет, чтобы я сделал ей ребенка.
У меня кружится голова. Мое сердце учащенно бьется. Мне приходится выпить целых два стакана воды, прежде чем мой рот снова начнет чувствовать себя нормально. Когда я стучу в дверь ванной, Рейна неохотно открывает ее.
— Ты уже закончил хихикать от радости?
— Я закончил, — говорю я, ухмыляясь. — Когда ты хочешь начать работать над тем, чтобы забеременеть? Потому что я подумал, что прямо сейчас было бы чертовски здорово.
Румянец заливает ее щеки. Она бормочет: — Я сожалею о каждом решении в своей жизни, которое привело меня к этому моменту.
Я хватаю ее и крепко целую в губы. Когда я отстраняюсь, она вздыхает.
— Фу. Теперь ты будешь действительно невыносимым.
Я беру ее на руки. Она все еще завернута в одеяло и ощущается уютной пушистой тяжестью в моих руках. Осторожно сажаю ее на край кровати, подкатываю тележку с едой к ней и начинаю снимать крышки с тарелок.
— Хорошо. У нас есть стейк. Курица. Овощи.
Она говорит: — И у нас есть двести гарниров. Что случилось, у них была распродажа?
— Я не мог решить, чего хочу, поэтому купил по одному из всего.
— Конечно, ты это сделал. И перестань так улыбаться. Ты меня ослепляешь.
— Не будь такой сварливой. Это вредно для ребенка.
Она плюхается на кровать на спину и бессвязно кричит в потолок.
— Так драматично, — поддразниваю я, чувствуя себя переполненным гелием воздушных шариков. — О — не слишком ли рано начинать выбирать имена? Потому что у меня есть куча идей.
Закрыв глаза, она бормочет: — Где найти хороший удар астероида, когда он так нужен?
Я стараюсь, чтобы мой голос звучал твердо.
— И я хочу, чтобы ты съела побольше этого стейка. Тебе понадобится утюг. Развивающиеся плоды нуждаются в высоком количестве железа.
— Куинн?
— Да, девочка?
— Ты сумасшедший. — Когда я усмехаюсь в ответ на ее злобный взгляд, она добавляет: — Подтверждаю. Где-то там есть обитая войлоком камера с твоим именем на двери.
Моя улыбка становится шире.
— “Дом Паука”. Мне нравится. А теперь сядь и позволь мне покормить тебя.
— Я не инвалид!
— Помолчи, или я засуну тебе в рот что-нибудь еще, чтобы ты заткнулась.
Если бы человека можно было убить взглядом, я был бы мертв тысячу раз.
Я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь за всю свою жизнь чувствовал себя таким счастливым.
36
РЕЙ
Мы едим. И под этим я подразумеваю, что Куинн кормит меня небольшими порциями тщательно нарезанной еды, обязательно добавляя все овощи, которые он может уговорить меня положить в рот, продолжая бубнить о потребностях младенцев в питании.
После ужина и первой из многих, боюсь, предстоящих лекций о том, как питаться за двоих, он отводит нас в душ, умывает с энтузиазмом лабрадора на его первой прогулке в парке для собак, а затем возвращается в постель со мной на руках.
Когда он лежит на мне сверху, обжигая сетчатку глаза яркостью своей ликующей улыбки, я решаю, что пришло время приспособиться к ситуации.
— Простите, что прерываю ваше злорадство, но вам не приходило в голову, что мне, возможно, нужен отдых?
Он хмурит брови.
— Отдохнуть?
— Позвольте мне объяснить вам это так: если бы я вставила вам в зад предмет размером с кеглю для боулинга, как вы думаете, смогли бы вы после этого вернуться к своим обычным делам? Стали бы вы скакать верхом по ирландским вересковым пустошам, перепрыгивать ручьи и скакать во весь опор, в то время как ваша бедная, оголенная задница принимала бы на себя основную тяжесть всей этой тряски в седле?
Он выглядит потрясенным.
— Я знал, что причиняю тебе боль! — Затем, после паузы: — Кеглей для боулинга?
Когда его улыбка возвращается, я сдаюсь. Я закрываю глаза и тяжело вздыхаю.
— Хорошо, девочка, — говорит он теплым голосом, его губы прижаты к моему уху. — Мы отдохнем. Мы хорошо выспимся ночью. Тебе это понадобится, потому что выращивание детей требует много энергии.
— Ты можешь замолчать, пожалуйста, пока я не выбросилась из окна?
Он переворачивается, притягивает меня к себе и, смеясь, прячет лицо у меня на шее. Должно быть, я вымотана сильнее, чем думаю, потому что почти сразу засыпаю на нем.
—
Сон начинается с огня.
Повсюду вокруг меня, даже под моей кожей. Я сгораю заживо изнутри, и от этого никуда не деться. За исключением того, что на самом деле это не огонь. Это только кажется огнем. Потому что именно на это похоже многократное нанесение ударов кожаным кнутом.