Unknown

Скучающим голосом мама говорит: — Ты можешь умереть после того, как проводишь меня до моего места. Я не хочу одна ориентироваться в этой толпе.

Она целует Лили в щеку и, опираясь на трость, ковыляет к выходу. Ликующий Джанни следует за мной, оставляя меня наедине с моей убитой горем племянницей. Прежде чем я успеваю придумать что-нибудь подходящее, чтобы сказать, она просит меня оставить ее в покое, пока нам не придет время идти к алтарю.

Мое сердце болит за нее, я ухожу, тихо закрывая за собой дверь. Не обращая внимания на охрану снаружи и избегая толпы людей в вестибюле, я нахожу пустой женский туалет в дальнем коридоре и запираюсь в кабинке на несколько минут, чтобы попытаться отдышаться.

Я не могу. Я сижу, тяжело дыша, долгие, ужасные минуты, пока, наконец, не начинают звонить церковные колокола. Затем возвращаюсь в раздевалку, чувствуя себя так, словно мне на грудь опустили цементный блок. Когда я открываю дверь в раздевалку, я замираю от ужаса.

Лили стоит на коленях посреди комнаты и рыдает. Она цепляется за молодого человека с темными волосами, одетого в коричневую кожаную куртку, джинсы и белую футболку, который стоит перед ней, защищаясь, используя свое тело как щит.

Темные глаза Хуана Пабло горят вызовом и яростью. Джанни стоит в шести футах от него, направив пистолет ему в грудь. Действуя чисто инстинктивно, я захлопываю дверь, чтобы охранники не могли видеть, что происходит, и приказываю: — Джанни, опусти пистолет.

Он изрыгает проклятия по-итальянски, затем кричит по-английски: — Ты, хуесос, ублюдочный кусок дерьма! Ты влез в окно, как таракан? Помолись, черт возьми, coglione! (с италь. мудак)

Лили, должно быть, позвонила ему из отеля. Она позвонила ему и сказала, где выходит замуж, и он приехал сюда, чтобы помешать свадьбе.

Несмотря на то, что я ругаю себя за то, что оставила ее одну в комнате с телефоном, я должна признать, что испытываю глубокое восхищение храбростью Хуана Пабло. Он храбрый, но такой, такой глупый. Джанни никогда не позволит ему выйти из этой комнаты живым.

— Папа, пожалуйста! Пожалуйста, выслушай меня! — причитает Лили, плача так сильно, что все ее тело сотрясается.

— Почему я, блядь, должен тебя слушать? Ты опозорила всю свою семью!

Подползая ближе к Лили, я говорю: — Всем успокоиться. Сделай вдох, Джанни. Не делай глупостей. — Он смотрит на меня, его глаза дикие, а лицо ярко-красное.

— Она трахалась с этим парнем, Рейна! Она только что призналась в этом! Она думает, что влюблена в этого... этого... сына чистильщика бассейна! Она опозорена! И она погубила меня!

Когда он, пошатываясь, приближается к ним, размахивая пистолетом, как сумасшедший, и крича о том, что Хуан Пабло вот-вот встретится со своим создателем, Лили в ужасе кричит: — Ты не можешь убить его! Я беременна!

Джанни замирает. Его глаза расширяются. Вся кровь отливает от его лица.

Беременна.

Помимо шока, во мне зарождается гнев. Лили вышла бы замуж за Куинна, если бы не появился Хуан Пабло. Она бы вышла замуж за Куинна и попыталась выдать их ребенка за его. Рассказала бы она мне когда-нибудь? Ожидала ли она, что я скрою от него, что ребенок, которого он считал своим, на самом деле был от другого мужчины? Притворяться девственницей в первую брачную ночь — это одно. Лгать всю жизнь о настоящей личности отца вашего ребенка — совсем другое.

Мой гнев улетучивается, когда Джанни шипит: — Тогда вам обоим придется умереть.

Прежде чем он успевает нажать на курок, я подскакиваю к Хуану Пабло.

— Нет!

— Уйди с дороги, Рейна, — рычит Джанни.

Протягивая руки, я говорю: — Ты не обязан этого делать! Есть другой способ!

— Другого гребаного способа нет! В этой церкви четыреста человек, ожидающих увидеть венчание. Когда Лили не пойдет к алтарю, как ты думаешь, кого обвинят? Как ты думаешь, что будет со мной? С нами? Куинн будет унижен. Контракт будет расторгнут. Мы потеряем наше положение в других семьях, меня не будут называть капо, и мы можем с таким же успехом начать рыть себе могилы. Для всех нас все кончено, если только Куинн не обзаведется женой!

Если только Куинн не обзаведется женой.Вот черт. Я знала, что сегодняшний день будет кошмаром.

Я набираю в легкие побольше воздуха и отдаю свою жизнь. Я делаю это не в первый раз, но впервые я делаю это ради благородного дела. Спасение трех жизней считается благородным поступком, верно?

Глядя прямо в безумные глаза Джанни, я тихо говорю: — Лили не единственная незамужняя женщина в семье Карузо.

Ему требуется мгновение, прежде чем он понимает. Затем он изумленно выдыхает.

— Теперь опусти пистолет и пошли кого-нибудь за мамой.

— Зачем она тебе нужна?

Я выдыхаю, едва способная поверить в слова, которые вот-вот сорвутся с моих собственных губ.

— Ей нужно переделать свадебное платье.

19

ПАУК