Иоланда — лучший инструктор по йоге в Лос-Анджелесе. Она зарабатывает на выездах на дом, как эксперт по йоге. Я познакомилась с ней, когда посетила одну из ее сессий в доме подруги около года назад и мгновенно подсела. Я все еще оправлялась от разрыва с Ноксом и чувствовала себя грустной неудачницей. Она превратила мою депрессию в нечто позитивное. Я вышла от нее с другим взглядом на жизнь и наняла ее на два дня в неделю, когда буду в городе.
— Спасибо, — говорю я, ведя ее в дом.
— Мы будем заниматься внутри или снаружи? — спрашивает она.
— Погода отличная, так что на улице.
— Я надеялась, что ты так скажешь. Твой вид — один из моих любимых. Если тебе когда-нибудь понадобится кто-то для присмотра за домом, я твоя.
— Мой телохранитель также присоединится к нам сегодня.
Хадсон делает шаг вперед при упоминании о нем, когда мы доходим до кухни. — Я новичок, — говорит он, вежливо улыбаясь. — Будь полегче со мной.
Он подмигивает, и, клянусь Богом, Иоланда почти тает прямо у нас на глазах. Давайте добавим обаяние в список горячих качеств Хадсона.
— Конечно, — отвечает Иоланда. — Почему ты решил присоединиться к нам?
— Это была не моя идея. — Он указывает на меня. — Этому трудно отказать.
Иоланда оглядывается на меня с выгнутой бровью и, как я уверена, взглядом «Так ты его трахаешь».
Если бы.
Я открываю двери, вдыхая освежающий запах хлорки, и выхожу на патио у бассейна на заднем дворе. Я купила этот дом после разрыва с Ноксом. Это был первый раз, когда я была самостоятельной. Я переехала от жизни с мамой к нему, когда мне исполнилось восемнадцать. Это захватывающе — иметь что-то, что принадлежит только мне. Собственный дом дает чувство гордости.
Задний двор — это то, что заставило меня влюбиться в этот дом. Я сделала выбор в тот же день, когда состоялся показ. Бесконечный бассейн простирается до холмов, здесь есть кострище и джакузи, и достаточно мест, чтобы разместить пятьдесят человек, хотя у меня были гости всего несколько раз.
Иоланда снимает рубашку, демонстрируя черный спортивный бюстгальтер и шесть кубиков, за которые я бы убила, и укладывает свой коврик на бетон. Ей около сорока, но у нее тело женщины моего возраста.
Я смотрю вниз на свой живот. Он плоский, но на бедрах у меня слишком большой объем в отделе талии. Я не худая, но не сказала бы, что имею лишний вес. Мне нравится говорить о себе, что у меня полные сиськи и задница. Я унаследовала от матери широкие бедра и большой бюст, но стараюсь поддерживать свое тело в хорошей форме, насколько это возможно. Но это не значит, что я отказываюсь от тако.
Я наклоняюсь, чтобы положить коврик на землю, и протягиваю Хадсону свой лишний.
Он берет его, поднимая бровь. — Розовый?
Я ухмыляюсь. — Это подчеркивает цвет твоих глаз.
Он хихикает. — Приятно слышать.
Иоланда принимает позу ребенка, когда мы располагаемся, и начинает свою мантру.
***
Мы уже тридцать минут занимаемся йогой, а я, как обычно, не чувствую себя дзеном. Я не следую инструкциям Иоланды... потому что возбуждена.
Она велит нам сесть в позу «собака, обращенная вниз», но я улавливаю лишь обрывки ее слов. Ее слова — как фоновый шум, пока я концентрирую все свое внимание на Хадсоне, который сейчас без рубашки и выполняет приказ Иоланды.
Он принимает позу, его спина выгнута дугой, а задница торчит вверх, и я делаю то же самое. Пот капает с его лба и груди.
Это отвратительно, что я хочу вытереть его языком?
Я качаю головой в безуспешной попытке сосредоточиться на задаче, но мои колени дрожат. Мои локти шатаются. Я сжимаю пальцы рук и ног, уверенная, что вот-вот провалюсь в этой позе, хотя делала ее десятки раз.
Подумай о мирных вещах, ради Бога.
Ты на гребаном уроке йоги.
Будда.
Ганди.
Не пенис Хадсона.
Пенис — это не дзен.
Никакой дзен не течет через меня прямо сейчас.
Никаких «Намасте», сучки.
Я отвлекаюсь от Хадсона, когда Иоланда встает, чтобы поправить его позу. Он смотрит на меня, и мы устанавливаем зрительный контакт, когда он бросает мне игривую ухмылку, от которой я чуть не падаю. Иоланда идет следом за мной, скорее всего, недоумевая, почему я копошусь вокруг, как двухлетний ребенок, который наконец-то обнаружил, что у него есть ноги.
Я не свожу с него глаз, пока Иоланда быстро поправляет меня, а затем возвращается на свой коврик. Хадсон впивается в меня напряженным взглядом, его глаза цвета деревенского меда поглощают меня, и я не могу отвести глаза. Это только подтверждает, что не только я чувствую эту связь, эту химию, искрящуюся между нами.
Наша связь разрывается через несколько минут, когда Иоланда заставляет нас перейти в последнюю позицию, и мы заканчиваем.
Хадсон встает и начинает собирать наши коврики, а я провожаю Иоланду до входной двери, мои ноги медленно скользят по травертиновой плитке. Часть меня хочет вытолкнуть ее из дома и помчаться к Хадсону. Другая часть хочет умолять ее остаться, потому что я не знаю, что произойдет, когда она уйдет.
Она поворачивается и обнимает меня. — Он кажется защитником.
— Он только мой телохранитель, — говорю я, пытаясь убедить нас обоих. — Ничего больше.