Unknown

Время шло. Минуты тянулись, в часы никак не желая превращаться. Я была непослушной и вновь полезла в интернет. А там... СМИ нагнетали с особенным усердием. Рассказывали о заложниках, вываливая интервью с их родственниками. Кое-кто из последних объединился в банды и, вооружившись травматическими пистолетами, пытался прорваться в поселок и лично взять этот чёртов дом штурмом, открыв при этом бойцам второй фронт. В комментарии лучше было вообще не заходить: оценки действиям полиции и спецназа сыпались со всех сторон. Поразительно, откуда в нашей стране так много осведомлённых в военном деле людей. Каждая вторая домохозяйка могла дать фору любому полковнику.

К вечеру понедельника ситуация не изменилась, разве что накалилась до предела по обе стороны забора.

Мне стало страшно заходить и читать всё это, но и не читать я тоже не могла. Просто молилась, чтобы всё скорее закончилось и он вернулся домой. Обратил внимание на мои пропущенные. Я почему-то точно знала, что его они разозлят.

Я ужасная трусиха на самом деле. Весь этот месяц, что мы в разлуке, надеялась, что Денис сам приедет или позвонит. Даст какой-то знак. Сама-то обиделась, ни за что на свете бы первая. Серёжки, его подарок, нашла и надела. Простила обман. Что ещё от меня нужно?

В глубине души же мечтала, что он выложит сторис с мостом, тогда я обязательно отправлю реакцию. И он напишет что-нибудь грубое, например: «Успокоилась?». Но Денис ничего не делал, чтобы спровоцировать нашу встречу. Раз не делал, значит, не хотел.

Штурм произошёл поздним вечером. Сначала прогремели взрывы, потом началась атака. СМИ взорвались миллионом версий. На видео с места событий творился какой-то ад!

Заложников спасли, но среди бойцов были пострадавшие. Точных данных не публиковали — каждый плёл, что хотел.

Я подождала немного и принялась звонить его сослуживцам. Всем, кого знала, но они либо не видели Дениса, либо сами не отвечали.

До его квартиры я добралась словно в бреду. Дорогу не помнила. Осознала уже, как в прихожую захожу и разуваюсь. Пока ехала, сообщения ему строчила.

«Где ты?»

«Ты в порядке? Почему молчишь?»

«Я сама тебя убью! Когда ты объявишься? Мы с твоей мамой себе места не находим».

«Денис, господи, я умоляю тебя, ответь».

«Боже, Денис, боже мой».

Чайник щёлкает.

Снова. Да сколько можно греть этот кипяток!

Я качаю головой и закрываю лицо ладонями. Он же не думает, что ему нечего терять?

Как страшно вот так ждать. Шесть часов прошло, как всё закончилось. Где он? Почему не звонит? Где этого бездумного сопляка ноги носят?

Ненавижу его! Как же сильно я его ненавижу!

При этом чувствую себя виноватой. Но не так, как раньше. Мои руки в порядке, ни разу не было потребности ранить себя.

Моя боль совсем других оттенков. Она не связана с презрением к себе или обманутыми ожиданиями, ошибками. Она... о тоске по мужчине. С которым было хорошо. Действительно надёжно и сладко. Даже ссориться — эмоционально и остро. С ним классно даже ссориться.

Я ведь думала этот месяц. Всё время. Вспоминала, слушала себя. И хотела к нему. С каждым днём всё сильнее.

Стоит ли пытаться войти в реку второй раз? Зачем люди мирятся после разрывов?

Чтобы ответить на эти вопросы, нужно оказаться на моём месте.

Тихий щелчок замка тисками сердце сжимает. Оно останавливается, а потом молотить начинает как бешеное, и я понимаю, что либо снова схвачу паническую атаку, либо увижу Дениса. Подскакиваю на ноги, вытираю щёки и бегу к двери.

Денис заходит в прихожую, включает свет, видит меня и застывает.

Живой.

Он живой. В форме, грязный как чёрт, уставший, но живой! Я руки к груди прижимаю. В его глазах огонь и сталь, немая решимость. В них много всего нового, незнакомого мне, и я вмиг робею.

Он смотрит на меня, а я замерла и не двигаюсь. Совершенно не умею не то что унижаться — даже прощения просить. Денис ошеломлённо переводит взгляд на дверь, на свой шкаф, словно в попытке убедиться, что не ошибся квартирой. В следующую секунду выдаёт глубокомысленно:

— Блть.

Я улыбаюсь, потому что внутри всё расцветает. Скучала.

— Думал, ноги снова к тебе привели! — восклицает он слегка ошалело, словно злясь на самого себя за слабость.

Меня на части разрывает.

«Снова».

Он сказал «снова». Привели ко мне ноги. Он уже приходил, оказывается!

Я, кажется, с ума схожу окончательно, потому что ничем не могу объяснить своё дальнейшее поведение. В три шага преодолеваю расстояние между нами и на грудь его кидаюсь. Обнимаю крепко-крепко.

Утыкаюсь в его шею.

— Почему ты, гад такой, не писал и не звонил! — ругаюсь. — Чудовище.

— Батарея села, — отвечает он.

Я обнимаю его изо всех сил, чувствуя, как крепкие руки обнимают в ответ, но легонько. Скорее поддерживают.

— Я... — Он прочищает горло. — Я грязный весь, хрен пойми в чём. Ты бы не ластилась.

Я зажмуриваюсь. И молчу.

— Ты... чего приперлась-то? — формулирует Денис следующий вопрос. — Я устал как собака, сдохну щас.

Я прижимаюсь ещё более нагло.

— Часто ты вот так ночуешь у меня? Выгнали тебя из дома, что ли?

Он явно злится. Но пусть попробует меня отлепить сейчас. Пусть попытается!