Unknown

Я просыпаюсь ближе к обеду, в слезах. Сколько ни пыталась вчера — плакать не вышло, а во сне, видимо, не выдержала и позволила себе. Вытираю щёки.

А потом обратно уснуть пытаюсь, чтобы опять там оказаться. Не здесь, в своей шикарной квартирке, а там, в поезде. На узкой неудобной полке. И чтобы ноги затекли. И чтобы он лежал рядом и дышал мерно.

Но уснуть больше не удаётся. Вероятно, это была разовая акция. Аттракцион, устроенный организмом. Фух — вздох, и на качелях резко вверх. А потом не вниз и даже не солнышком по кругу. Потом свет вырубили и аттракцион закончился.

Я смотрю на выключенный телефон, поднимаюсь и иду умываться. Одеваюсь и выхожу на улицу, сажусь за руль и еду за город. На заправке беру бутерброд и кофе.

Долго гуляю на смотровой одна. Будний день, больше никого нет вокруг. В какой-то момент я даже начинаю улыбаться. Боже, с ним даже расставаться просто и понятно! Не хочется себя обвинять и ранить. Не хочется презирать себя, ненавидеть, да и его не получается. После расставания с ним горько и грустно, но при этом у нашего разрыва очевидные причины. Самый простой парень на свете. Самый обычный. Самый-самый.

Домой я возвращаюсь вечером и лишь после душа включаю сотовый. Пусто. Ни пропущенных, ни сообщений. Кажется, фирма не развалилась. У всех был обычный день. Свои дела. Своя жизнь.

Вокруг вдруг становится тихо, как в вакууме. В бескрайнем космосе.

Про Вселенную и космос так много сочиняют красивых стихов, но я не разделяю общих восторгов. Денис никогда не казался далёким и совершенным. Он простой, близкий и очень тёплый. Очень-очень. Руку протяни — рядышком. В нём нет загадки, в его шкафах пусто, никаких скелетов. Бесяче понятный и предсказуемый. Бесячий в своей настойчивости. Невыносимый в отсутствии.

Следующим утром я встаю по будильнику и иду умываться, но вдруг ахаю от боли! Наступила на что-то спросонья, оно больно в ногу впилось. Я приседаю и осматриваю крошечную ранку.

Оказывается, я серёжку нашла таким вот жестоким способом. Надо же. Ту самую! Точно, я же их с психу в стену швырнула, как истеричка. Красивая серёжка. Что я подумала, когда увидела её? Вот бы мне такие подарили...

А потом на меня что-то находит словно. В жар кидает, я вздрагиваю и на четвереньки встаю. Начинаю шарить пальцами по пушистому ковру в поисках второй серьги.

Раз одна нашлась, значит, где-то здесь должна быть и вторая.

Где же она?

Я шарю-шарю. По сантиметрам прощупываю свой ковёр. Мне очень нужно её найти. Очень-очень.

Не знаю, сколько проходит времени, но когда звонит мобильный, я чувствую опустошение. Плюхаюсь на задницу и моргаю обескураженно. Вторая серёжка есть, а первой нет. Как же так? Не могла же она испариться?

Подношу телефон к уху:

— Да?

— Ксюшенька, как ты? Всё ещё болеешь? — голос Богдана звучит очень осторожно. Словно он не босс мне, а отец, который переживает.

— Да. Что-то никак не могу в себя прийти.

— Ничего, отдохни, не насилуй себя. До понедельника свободна.

— Хорошо, спасибо, — говорю не без удивления.

Не проходит и пяти минут, как телефон снова вибрирует. На этот раз Натали.

— Ксюш, привет! Слушай, ты, может, меня слышать не хочешь, но мы тут к тебе на работу заехали. А тебя нет. Ты приболела? Может, привезти что надо? Лекарства там или пожрать?

— Я... серёжку потеряла. Найти не могу.

— А, — говорит Натали. Молчит. — Помочь найти?

— Если вам не сложно.

— Мы приедем через час. Вино брать?

— Нет, не хочу.

— Окей. — И приглушённый голос: — Алёнка, берём вискарь. — Потом снова в трубку: — Скоро будем, жди.

Ровно через час в дверь звонят. Я открываю как была — в футболке Дениса и трусах. Не расчёсывалась ещё. Наташа с Алёной смотрят на меня, моргают.

Я кивком приглашаю их заходить.

Девчонки разуваются, звеня пакетами.

— Ого-о-о, — тянет Алёна, заглядывая в комнату.

Я вытираю пот со лба и пожимаю плечами.

— Никак не найду эту чёртову уродскую серьгу! Уже мебель всю отодвинула, ковёр подняла, а её нету! — жалуюсь, разводя руками.

— Щас накатим и вместе поищем, — успокаивает Наташа.

— Так девять утра.

— Да похер, — отмахивается она. — Я в отпуске.

— Серьга дорогая очень? Ну раз уродская, а ты ищешь. Сколько стоит? — спрашивает Алёна, навострив ушки. Хлопает ресницами недоуменно.

Боже, ну какая она дурочка у меня! Так смешно становится.

— Самая дорогая на свете, — шепчу я, чувствуя, что внутри вдруг, совершенно неожиданно, что-то надламывается. Его подарок. Невообразимо огромная сумма для мальчишки из простой семьи, росшего без отца и неделю как вернувшегося из армии.

Я удивляюсь и замираю, ощущая, как по лицу катятся крупные капли. Проверяю языком — солёные. Хватаю ртом воздуха побольше и начинаю реветь! Белугой выть! Искренне и честно. Не стесняясь своих эмоций. Потому что влюбилась в него безумно, в моего вспыльчивого, обидчивого бойца. Влюбилась до смерти, а потом оскорбила, специально унизила и вынудила уйти.

Потому что... дура полная.

Девочки подходят и обнимают меня.

— Он такой козёл, — шепчу я. — Последний идиот. Ненавижу.

— Да вижу, — говорит Натали.