Волна телекинеза взметнула тысячи осколков, прокатилась волной по периметру зала, запечатывая двери, сминая опорные конструкции так, чтобы двери невозможно было открыть, сминая хрупкие тела людей, ломая кости: минус один – смерть окатила меня холодом, но пламя ярости выжгло этот лёд – два три, четыре… семь. Волны боли накрывали меня, но ярость была сильнее. Псы рванули во все стороны, впиваясь в шеи лежащих, вырывали плоть, бросались к следующим, я чувствовала только их ярость, ярость Жаждущего крови, свою ярость, вкус вампирской крови.
И началась паника.
Воздух зазвенел. Его уплотнённые потоки ветром, огонь струями и сферами, вода хлыстами водоворотов, семь разрядов молний и полтора десятка разворачивающихся из заготовок големов рванулись ко мне, сметая друг друга, мешая. Швырнув оторванную руку, я взмыла под потолок:
– Лежать!
Мои защитные амулеты лопались от напряжения. Поднятый мной вихрь из тысяч осколков разбивался о щиты, переплавлялся в пламени, смывался водой, бился о камни, поднятые обломки мебели втыкались в тела, в глаза. Клацали клыки псов, разрывая гортани, перекусывая руки и ноги – минус восемь, девять, десять, одиннадцать. Молния сверкнула рядом, я метнулась в сторону, зигзагом:
– Замри!
Молнии били своих же – минус двенадцать, тринадцать – двое вспыхнули от магического пламени. От них шарахались, но замершие не могли этого сделать и ещё трое вспыхнули – минус четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… Каждая смерть была ударом. Столкнулись волны магии, загасили пламя. Каждая вспышка боли пыталась испепелить меня. Псы бездумно, почти бестолково носились в этом хаосе, и заклятия отскакивали от их брони, словно от чешуи драконов. Я кружилась на пределе скорости, на крыльях и телекинезе: крутилась, вертелась, уворачивалась от струй огня, едва успевала отскочить от молний и прыгающих големов:
– Лежать! – мой крик прорывался сквозь грохот заклинаний, я ощущала, как тремя пастями грызу плоть, вырываю куски мяса, и кровь льётся в горло.
…минус семнадцать… восемнадцать… девятнадцать… двадцать…
Ударом волны меня впечатало в стену, она окутала голову, рвалась в рот, в ноздри, но телекинез сдерживал её. Вода заглушала крики раненых. Но я не боялась: вода – стихия Халэнна, я… не хотела её бояться. И посмотрела на зал глазами псов: кто-то пытался пробиться сквозь стены, кто-то держал над собой щиты и надменно наблюдал, как мечутся слабаки. Валялись обгорелые тела, почерневшие, переломанные. Я увидела вампира-водника, вскинувшего руки, сжимающего кулаки, пытаясь визуализацией усилить давление воды на меня.
Вся телекинетическая сила, повинуясь моей ярости и воле, сошлась передо мной, сминая осколки и обломки мебели в сверкающее копьё. Вода с меня схлынула, закрутилась вокруг водника, встала перед ним толстым щитом. Он готовился встретить удар лицом к лицу, он собрал свои силы. А я, телекинезом подхватив обломок ножки стола, ударила его со спины. Обломок прошёл сквозь более слабый сзади щит, и алое остриё вырвалось из груди вампира.
Минус двадцать один.
Пронзённое тело рухнуло на залитый кровью пол.
Отвлекающее копьё распалось, осколки брызнули в стороны, целя в глаза, в ноздри, прорываясь в рот. И маги, которые использовали вербальные заклинания, не могли вымолвить ни слова.
Из разбитого пола поднимались големы: маги земли дотянулись до фундамента, вытащили оттуда камни и землю.
– Сдохни! – заорал вампир, и меня снесло ураганным порывом ветра.
Нас всех снесло, смяло в одну кучу, скручивая и ломая. Едва успев втянуть крылья, я кусала, царапала – за себя и за псов, то ли они, то ли я. Кровь… горькая мерзкая кровь вампиров была всюду, она заливала лицо-морду, лилась в наши горла. Плоть трещала под когтями – сильная вампирская, слабая людская, и всё было мокрым, воняло металлом. Кусала я, кусали меня, но мне было плевать на ядовитые для драконов когти и зубы боевой ипостаси вампиров. Я впивалась в тварей зубами и когтями, телекинезом сваливала в одну кучу, надеясь дотянуться до каждого.
В этом всём мешались големы, били своих и меня с псами. Плескалась алая от крови вода. Сверкали молнии. Кто-то верещал. Бился в удерживаемые телекинезом двери. А я… из меня изливалась сила, и осколки зеркал снова взвились в воздух, тела расшвыривало, разрывало, я что-то кричала, рычала… На меня обрушилось пламя, испепеляя. Я захлебнулась криком, вокруг запульсировали осколки, окружая, окутывая.
Это сгорел один из псов, но казалось, что сама я.
Сосредоточилась на двух живых. Мечущиеся в волнах телекинеза осколки мерцали, рассыпали блики, слепили.
Удар голема отшвырнул меня через весь зал, впечатал в стену. Боли я не чувствовала, только кровь, стекающую по губам, её отравляющий вкус. Бросилась вперёд, размахивая когтями.
– Стоять! – в голосе не всегда были команды контроля, я почти хрипела от ярости: – Стоять!
Вспороть-вырвать-перебить очередное горло, сломать руку, выдавить глаза, свернуть шею. Я прогибалась от ударов, когти скребли по чешуе, вспарывали кожу между чешуек.