Едва последнее тело вытащили из катафалка, тихо свистнул хлыст, и кони сорвались с места, снова эхо размножило резкий цокот. Я сжала пепел в кулаке, а через мгновение отбросила чёрную пыль.
– Внутрь, – холодно приказала наёмникам и потащила волкооборотня дальше. Он не дёргался, надеялся отлежаться и перетерпеть, надеялся на помощь заказчика.
Оглянулась: наёмники на шаг переступили границу холла и крыльца. Створки за ними захлопнулись, но эти маги в масках не шелохнулись.
– Ждите здесь. – Чуть повернула голову. – Арестованных рассадить по камерам, вывести из стазиса, они нужны для допроса. Разрешаю использовать големов.
Сразу три каменные фигуры выросли из заготовок офицеров. Големы схватили в охапку по два заключённых и, противно скрежеща камнями худосочных тел, понесли прочь. Офицеры подхватили последнего бандита, толкнули Щербу и быстро-быстро рванули из холла.
Глупые, ну кто же так убегает от дракона? Это же нас только раззадоривает!
На попавшегося мне волкооборотня никто не претендовал.
Я перевела взгляд на менталистов, и они побледнели, опять начали потеть.
– Кто выдержит допросы с пристрастием? – спросила я. – Мне нужно освидетельствование правдивости их слов.
Не знала, что они могут стать ещё бледнее, но смогли, талантливые какие. Эрмах выдвинулся на полшага вперёд:
– Господин Элоранарр не любит такие методы.
– Вы видите здесь господина Элоранарра? – спросила я.
– Нет, – обречённо признал Эрмах, и даже эта его покорность меня разозлила. – Я могу участвовать в допросе такого рода. И Малисар тоже.
– За мной, – я потащила волкооборотня через проходную, по ярко освещённому коридору – всё ближе к спуску в подземные камеры.
Менталисты следовали за мной, и это немного нервировало. Я шагала, стараясь успокоиться, дышать ровно. Мне нужно собраться с мыслями и ответить Элору через метку, чтобы он не явился сюда портить мне расследование.
После того случая, когда меня поймали за руку с меткой, я решила скрывать её настоящее положение, подтянула ногу волкооборотня так, чтобы она закрыла моё запястье от идущих следом Эрмаха и Малисара, коснулась невидимой сейчас метки, передавая мысль: «Занимаюсь запущенными делами, пожалуйста, не отвлекай меня».
В засаде на похитителей принца Арендара Элору явно не сиделось. А я впервые радовалась, что метка позволяет только одностороннюю передачу мыслей.
Соскальзывая с последней ступеньки, голова волкооборотня смачно приложилась об пол, он засопел, а я протащила его мимо поста, на котором бледнел и потел мой нежный на желудок Веланди. Какой идиот оставил менталиста следить за заключённым?
В камерах с лязгом захлопывались двери, эмоции… эмоциями все просто фонтанировали: перепуганные преступники, многие из которых ещё не верили, что попались, что всё происходит вот так – жестоко и страшно.
И Барнас: неверие, гнев, жажда мести… тоска, невыразимая тоска по тем, кого уже не вернуть. Снова безумная жажда причинить этим существам дикую, невыносимую боль, чтобы они поняли, что натворили, чтобы они расплатились болью за каждую отнятую жизнь, разбитую надежду. И боль в сердце – неуёмная, нескончаемая, словно там дыра. Меня пробило дрожью, опять эти страшные, такие знакомые чувства – вина, тоска, сожаление, злость, снова боль…
Дьянки широко распахнул дверь пустой камеры, и я зашвырнула туда волкооборотня. Он с гулким звуком ударился о прутья, прижался к полу и завалился на бок, подставляя пузо, показывая, что признал во мне сильнейшего. И смотрел, смотрел на меня этими отвратительными жёлтыми глазами, а сам мечтал убить. Боялся и хотел убить. А его кандалы нервно звякали.
– Ванхар, Ниль, Фергар – звукоизоляцию на камеры. Эрмах и Малисар ко мне, Дьянки – ты на протоколе.
И пока офицеры накладывали на каждую камеру звукоизоляционное заклинание, чтобы преступники не услышали показаний друг друга, Дьянки нёс с поста переносной стол с письменными принадлежностями и грифелем вместо пера, а Эрмах с Малисаром нерешительно мялись на пороге, я зашла в камеру.
Волкооборотень заскулил, заелозил по полу, снова подставлял живот.
– Кто тебя нанял? – Я сунула руки в карманы, так пытаясь подавить желание сломать этой жалкой твари что-нибудь важное.
– Не знаю, – отозвался волкооборотень. – Он не назвался, прятал лицо, но платил хорошо.
– Ты же понимаешь, что в эту версию мы так просто не поверим? – с улыбкой поинтересовалась я и шагнула ближе, высвобождая руки из карманов. Волкооборотень попытался скрыть дрожь, но получалось плохо. – Ты же понимаешь, что в твоей голове могут быть ментальные установки, мешающие тебе рассказать правду, и лучше всего они снимаются болью.